Другие люди - Сол Стейн

Я не стал говорить ему, каковы шансы сорокачетырехлетнего холостяка на обзаведение потомством.

Фотографии я подписывал больше двух часов, переспрашивая у отца армянские и турецкие имена и фамилии.

— Тебе надо расставить их по альбомам, — посоветовал я.

— Ради чего? — рассердился он.

Жаркое, которое он разогрел, оказалось вполне съедобным. Ели мы молча, потом он встал из-за стола и направился к лестнице. Поднялся на одну или две ступени, повернулся ко мне.

— Джордж, у моей кровати три маленьких пузырька, с большими белыми таблетками, маленькими белыми, розовыми. Принеси розовые.

Я взлетел по лестнице. В его комнате, как всегда, царил беспорядок. На столике у кровати выстроилась фаланга разнокалиберных бутылочек. Но три стояли отдельно. Я прочитал названия препаратов, чтобы понять, чем же он болен. Но названия мне ничего не сказали.

— Что-то ты задержался, — проворчал он, запил розовую таблетку холодным кофе. — Ужасные доктора. Все время прописывают что-то новое. Наверняка, аптека им приплачивает.

— Может, тебе обратиться к другому доктору.

— Все бандиты. Все повязаны с аптеками.

— Что с тобой, папа?

— Старый стал.

— Ты совсем не старый, папа, по сегодняшним меркам.

— Я не сегодняшний. Я вчерашний. Устал. По ступеням подниматься тяжело, кончик не встает, ни на что я не гожусь.

— Может, ты переедешь ко мне в город? Я бы положил тебя на обследование в одну из лучших больниц. Как насчет этого?

— Зачем?

— Мы должны знать, что с тобой такое. Разве доктор тебе ничего не говорит?

— Не понимаю я их жаргона. Попросил записать для тебя название моей болезни.

Он достал из ящика листок бумаги. «Атеросклероз», прочитал я. Он всматривался в мое лицо.

— С этим можно жить долго, если следовать указаниям врача.

— Я сам знаю, чему следовать. Я принимаю таблетки, когда вспоминаю о них. Совсем как ты в детстве, Джордж.

— А откуда дрова?

— А как по-твоему? Я не сумасшедший, чтобы покупать дрова, когда вокруг столько деревьев.

— Тебе нельзя перенапрягаться.

— Ерунда. Заходит симпатичная женщина, раздевается, я делаю то, чего от меня ждут, кого волнует перенапряжение? — отец рассмеялся. — Я еще не мертвый. Пошлешь двух женщин, обслужу обоих, — снова смеется, знаком предлагает мне налить ему кофе.

— Доктор знает, что ты пьешь столько черного кофе?

— Джордж, ты чокнулся? Ты думаешь, что я буду звонить доктору четыре, пять раз в день и спрашивать, можно ли мне сейчас выпить кофе?

Я заварил чай, налил нам по чашке.

Потом, сидя у камина, он запел армянскую песню. Она звучала как колыбельная.

— Не помнишь? — спросил он.

Я помнил, что пела ее мама, а не он.

— Вроде бы нет.

— Ты тут стареешь, — он указал на голову. — А как твоя девушка? Надеюсь, в другом месте ты не стареешь, — он запел вновь. Как я понял, любовную песенку. Наверное, стоило мне выучить армянский, хотя в Америке толку от него ноль.

Когда подошло время уезжать, чтобы успеть на самолет из Сиракуз в Ла Гардия, я заставил его пообещать, что в следующий раз он приедет и немного поживет у меня. Впрочем, он не поверил, что мне этого хочется.

— Очень хочется, — заверил его я и поцеловал в морщинистую щеку.

У двери он постарался не дать волю слезам.

— Когда я умру, — крикнул он вслед мне, — ты расставишь фотографии по альбомам, хорошо?

Я пренебрегала Биллом.

Я не пренебрегала Биллом. Просто он не интересовал меня.

Такой милый, хороший человек.

Джордж нехороший. Но интересный. Разве не может хороший человек быть интересным? Надо спросить у Джоан и Маргарет, они обе вышли замуж за таких хороших мужчин.

Я пренебрегала своими сестрами.

Джоан и Маргарет раз в месяц выбирались в город из своих уютных гнездышек, ходили по магазинам, выпивали за ленчем по паре коктейлей, сплетничали.

Дорогие Джоан и Маргарет, сегодня, пожалуй, я бы составила вам компанию за ленчем. Вы старше, опытнее. Скажите мне, я сама нарываюсь на неприятности с Джорджем Томасси? Заставляю его преображаться в шерифа? О нет, он адвокат, Гэри Купер[38]Томасси.

Сколько ему лет? Давайте прикинем. Джоан, твой муж старше тебя на два года, а твой, Маргарет, на три. Томасси старше меня на семнадцать лет, это неприлично, не так ли? Я что? Спала ли я с ним? Послушай, Джоан, я же не интересовалась твоими, как ты их называешь, затруднениями, не спрашивала, по-прежнему ли Боб засыпает, не доведя дело до конца? А Харви, Маргарет, все еще стесняется поцеловать тебя сама знаешь куда? Понятно, вы хотите знать, совместимы ли я и мой друг-адвокат, учитывая нашу разницу в возрасте и его принадлежность к одному из национальных меньшинств? Так вот, после этого он мне не противен, наоборот, его компания мне в радость, это хороший знак, не правда ли?

Он преуспевает? М-м-м-м-м, я полагаю, вопрос о деньгах. Я не знаю, сколько у него денег, но ему нравится сам процесс, а не конечная цель. Работой он доволен. Я понятия не имею, какой у него годовой доход. Живет он, по сравнению с Полом Гетти,[39]скромно. Между прочим, я говорила вам, что меня изнасиловали? Нет? Полагаю, ни с кем из вас такого не случалось, иначе, я уверена, вы бы рассказали нам об этом. Сделал это владелец бензоколонки, быдло. За это он сядет в тюрьму, если уже не сидит там.

Да, благодарю. Не будь сестер, кто бы пожелал мне удачи.

Комментарий Томасси

Я не верю в удачу. Иногда случайные совпадения оказываются нам на руку, но полагаться только на удачу нельзя. Добропорядочностью сыт не будешь. Я не циник. Я реалист.

Только как считать реалистом того, кто влюбился в двадцатисемилетнего ребенка?

Она не ребенок. Мне не хочется вспоминать, каким я был в двадцать семь.

Она многое требует. Я не уважаю тряпок в обличии людей. Я сам многое требую. Разве она не имеет права быть такой же?

Где доказательства того, ваша честь, что я и она подходим друг другу?

Доказано ли, что я счастлив в ее присутствии и несчастлив, когда ее нет?

Ваша честь, это косвенная улика, не более. Кроме того, в радиостудии, совсем недавно, я буквально не находил себе места.