22 июня 1941: тайны больше нет - Арсен Беникович Мартиросян

пускай слабенький, но шанс на оттягивание войны. А ответ на этот вопрос могла дать только воздушная разведка своей «голой» информацией — что увидели летчики, то и сообщили. Они-то и сообщили, что происходит массированное выдвижение немецких войск на исходные для нападения позиции. То же самое подтвердила и разведка пограничных войск, сообщив о действительно начавшемся и интенсивно осуществлявшемся выдвижении германских войск на исходные для нападения позиции.

2. Параллельно организации воздушной разведки, но также 18 июня 1941 г. Сталин и Молотов лично провели блестящую разведывательно-дипломатическую блицоперацию по уточнению истинного замысла Гитлера, в результате чего было получено неопровержимое доказательство того, что Гитлер действительно принял окончательное решение о нападении на СССР в самые ближайшие дни. Суть операции в следующем. По приказу Сталина Молотов обратился к германскому правительству с предложением срочно принять его с визитом, факт чего четко зафиксирован в записи от 20 июня 1941 г. в дневнике начальника Генерального штаба сухопутных сил Германии генерала Ф. Гальдера: «Молотов хотел 18.6. говорить с фюрером»[313]. На это предложение Молотова (Сталина) последовал немедленный отказ немецкой стороны. Впоследствии было установлено, что в дневнике статс-секретаря МИД Германии Вайцзеккера за 18 июня 1941 г. появилась следующая запись: «Главная политическая забота, которая имеет место здесь (то есть в Берлине. — А.М.) — не дать Сталину возможности с помощью какого-нибудь любезного жеста спутать нам в последний момент все карты»[314].

Проще говоря, столь нехитрым, но более чем эффективным образом Сталин и Молотов получили фактически еще одно неопровержимое подтверждение тому факту, что Гитлер действительно принял окончательное решение о нападении на СССР, которое должно состояться в самые ближайшие дни.

Соответственно последовало разрешение Сталина Тимошенко и Жукову на приведение войск приграничных военных округов в боевую готовность, в связи с чем и была издана письменная директива.

С 18 июня 1941 года началось приведение соединений и частей западных приграничных военных округов СССР в полную боевую готовность, но с запретом выдавать патроны на руки бойцам и выводить войска в т. н, «предполье». Уже 20 июня округа доложили о занятии установленных районов войсками и готовности к отражению наступления[315]. К этому дню разведка на всех уровнях практически 100-процентно уверенно называла точную дату нападения, а разведка пограничных войск вторично, причем документально, установила, что с 4.00 18 июня 1941 г. немецкое командование действительно возобновило вывод своих войск на исходные для нападения позиции.

Так что нс было никакой матерной резолюции, ни обвинительного в адрес разведки вердикта Сталина, что-де она представила дезинформацию, ни тем более «никакой “внезапности нападения” никакими документами, кроме “воспоминаний и размышлений” тех, кто позорно проиграл начало войны, не подтверждается»[316].

Приведенный выше факт о приведении с 18 июня соединений и частей западных приграничных военных округов СССР в полную боевую готовность еще в 2007 г. был предан гласности помощником начальника Генерального штаба РФ, публиковавшим свои статьи под псевдонимом В. Славин.

Следы этого факта остались также в протоколах следствия и судебного разбирательства по делу арестованных вместе с Павловым Д.Г. командиров Западного особого военного округа, санкцию на арест и привлечение к суду которых утвердил лично Жуков. Так, на 70-м листе 4-го тома следственного дела по их обвинению зафиксированы следующие слова начальника связи ЗАПОВО генерала Андрея Терентьевича Григорьева: «И после телеграммы начальника Генерального штаба от 18 июня войска округа не были приведены в боевую готовность»[317]. Значит, телеграмма из ГШ по вопросу о приведении войск в боевую готовность была. В данном случае особое значение имеет бывшая должность Григорьева — начальник связи ЗАПОВО — ибо телеграмма прошла через его руки! И на суде Григорьев подтвердил это следующими словами: «Все это верно»[318]. Выбить силой такие признания невозможно — документ есть документ, и это мгновенно тогда проверялось! Тем более что следствие по делу командования ЗАПОВО/ЗФ вели следователи 3-го Управления НКО, то есть следователи военной контрразведки, подчинявшейся до 17 июля 1941 г. наркому обороны.

В изданной еще в 1965 г. «Истории Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941–1945» на стр. 135 шестого тома содержится упоминание об этом же факте![319] В книге «Провокации против России» генерал-полковник ГРУ Н.Ф. Червов отмечал, что «на самом деле многие соединения и части приграничных военных округов и флотов по приказу командующих (с разрешения Генштаба) в боевую готовность были приведены 18–20 июня, что подтверждают И. Баграмян (маршал, перед войной служил в КОВО. — А.М.), П.П. Полубояров (перед войной начальник бронетанковых сил Прибалтийского округа. — А.М.), М.А. Пуркаев (перед войной генерал-майор, начальник штаба КОВО. — А.М.), А. Головко (адмирал, перед войной командующий Северным флотом. — А.М.), другие высокие военные руководители войск военных округов и флотов, а также рассекреченные документы»[320].

То же самое зафиксировано и на стр. 87 шестого тома — «Тайная война. Разведка и контрразведка в годы Великой Отечественной войны» — новейшей энциклопедии «Великая Отечественная война» (М., 2013): «18 июня 1941 г. в войска была направлена директива о приведении их в боевую готовность…»

И это действительно так. В 2017 г. благодаря титаническим усилиям исследователя С.Л. Чекунова наконец-то был опубликован двухтомник под названием «Пишу исключительно по памяти…

Командиры Красной Армии о катастрофе первых дней Великой Отечественной войны», в котором приведены многочисленные полные письменные свидетельства того, что происходило в войсках накануне войны, как и когда войска приводились в боевую готовность и т. д. Показания командиров четко свидетельствуют, что разрешения на приведение войск в повышенную боеготовность имелось в войсках даже до 18 июня 1941 г., и их действительно начали приводить в повышенную боеготовность еще до 18 июня. А с 18 июня войска стали приводить уже в полную боевую готовность. Но весь вопрос именно в том, как это осуществлялось, правда, это уже за пределами темы настоящего исследования.

Вот какова была подлинная реакция настоящего Сталина, в том числе и прямо на следующий день после доклада «Сообщения из Берлина»!

Глава 6

Замолвим словечко о несчастной «красной кнопке». Резюме по итогам предыдущих этапов разведывательно-исторического исследования, (военно-стратегические аспекты, часть 1[321])

Когда настала пора «воспоминаний и размышлений», то предвоенный начальник Генерального штаба РККА Маршал Советского Союза и четырежды Герой Советского Союза Г.К. Жуков так лихо переформатировал временное понятие внезапности в нечто, вежливо говоря, иное, что только и остается, что диву даваться. Впрочем, судите сами — вот что он заявил в середине 60-х гг. прошлого столетия авторитетному писателю, «властителю дум того поколения» К. Симонову: «Что такое внезапность? Трактовка внезапности, как трактуют ее сейчас, да и