Боевой устав Гоблина - Вадим Косинцев

Рож, крича: «Прекрати! Прекрати!», отскочил назад и заткнул уши руками.

– Хорошо бы совсем удрал, – прошептал Зак.

Однако столь счастливое событие не значилось в программе этого вечера. Через считаные мгновения гоблин опомнился. Более того, нашел элегантный выход из щекотливой ситуации. Он выудил из кармана замурзанный носовой платок, с помощью зубов разодрал его надвое и вставил половинки в уши. Затем вновь навел на нас жезл и громким голосом сообщил:

– Я буду сопровождать вас до штаба великого командарма. Во-первых, мне известен короткий путь. Во-вторых, под охраной вам будет спокойней. В-третьих, жалование сотника в три раза выше, чем у десятника. Быстро собирайтесь!

Зак начал одеваться.

– Находчивый сукин сын, – буркнул я огорченно, шнуруя ботинки. – Но если мы бросимся от него в разные стороны, то наверняка сумеем удрать. Хотя бы один сумеет. Давай, брат, на счет «три». Сейчас, только шнурок заправлю. Раз…

– Подожди! – нервно прервал меня орк. – Что значит «хотя бы один»? А вдруг это окажусь не я? Тем более ты одет и обут, а я нет. Не побегу я по этим поганым кустам босиком и с голым торсом, они колючие! И змеи ползают! Короче, я не готов отвлекать на себя внимание гоблина с жезлом, пока кто-то там спасает свою шкуру.

– Почему кто-то? Ведь это буду я, твой командир и друг.

– Раз друг, так сам и отвлекай. А я спасусь. Расскажу полковнику Огбаду, как ты героически погиб, и тебя наградят посмертно. На могилу цветы стану носить. Девушке твоей сообщу про нашу боевую дружбу и про твои последние минуты жизни. А может, и в гости съезжу, когда отпуск дадут. Утешу ее, чем смогу. Как ее зовут, вроде Эльза? Она блондинка, надеюсь?

Я с презрением посмотрел на двуличного орка. Тот между тем нахлобучил на череп дурацкую каску и скорчил рожу, невинней которой трудно было представить. Лицемер чертов.

Я сплюнул сквозь зубы и процедил:

– Теперь понятно, почему во Второй мировой мы еле дождались от вас открытия второго фронта.

– О чем ты, мужик? Какой второй фронт? Да вы вообще в той войне не участвовали! Америка в одиночку разгромила полчища нацистов и узкоглазых. Мне дед рассказывал, он под Сталинградом воевал! Ну, англичане немного помогали.

– Охренел, солдат? Ладно, проехали. – Я нахмурился, подпустил в голос металла: – В таком случае, рядовой Маггут, слушай команду. Раз побег не удался, по прибытии в расположение ОАТ приказываю тебе убить Черного Шамана.

– Мужик, да ты спятил! – испугался Зак. – Как я это сделаю? У него телохранители. Да и остальные таха… Меня же в клочки разорвут. Ты забыл о волшебной метке на моей шкуре? Да меня за одну секунду прирежут, мужик.

Сохраняя каменное выражение лица, я пожал плечами.

– Не «мужик», а «господин сержант» и «сэр». Это первое. Приказ отдан, солдат. Это второе. За невыполнение боевой задачи трибунал – это последнее.

– Да забей его себе в очко, этот гребаный трибунал! Не страшнее смерти!

– Сэр, – сухо напомнил я.

– Шкура сержантская, сэр! – окончательно распсиховался орк. – Asshole! А я его другом считал…

– Я тебя тоже.

Мы набычились и стали смотреть подчеркнуто в разные стороны. От этого увлекательного занятия нас оторвал пронзительный окрик Рожа. Бывший сотник, размахивая оружием, велел безотлагательно двигаться вверх по реке.

– Ориентир номер один – костер. Около него остановитесь.

Сохраняя сердитое молчание, мы побрели к еле теплящемуся ориентиру номер один.

* * *

На песке возле костра лежала кучка сухих веток, было разбросано множество мелких косточек вроде рыбьих и останки беспозвоночных. Надкрылья жуков, головки личинок и давленые черви.

Одуряюще пахло жареным мясом. Чуть в стороне, на расстеленных широких листьях лопуха лежали длинные прутики с нанизанными на них змеями. Змеи были мелкие, видимо подростки. От этих пресмыкающихся и распространялся дивный шашлычный дух. Из разрезов в длинных телах торчали освобожденные от жестких панцирей жуки, жирные личинки без голов и аппетитно подрумяненные червяки.

– Хухум-ржа?! – выдохнули мы дружно. После чего переглянулись, поморщили носы и вновь сделали вид, что незнакомы.

– Хухум-ржа, – распевно промурлыкал гоблин, невольно отвечая на вопрос, которого даже не слышал. Так мурлычут мамочки над любимыми чадами, механики над своими машинами и гурманы над деликатесами.

В слабых отсветах огня стало видно, что его губы, руки и даже жезл обильно вымазаны жиром. Очевидно, во время дневной разведки гоблин наткнулся на гнездовье хухум. Удержаться от того, чтобы приготовить на костре вожделенное для всякого истинного таха блюдо, было выше его сил. Желание набить утробу змеиным мясом с добавлением ползающих и летающих специй перевесило даже чувство долга перед народом и великим командармом. Впрочем, в отличие от нас гоблин не утратил осторожности даже за пиршеством. Ведь это он сообразил подкрасться и арестовать предателей, а не наоборот.

Не спуская нас с мушки, Рож начал свободной рукой заворачивать хухум-ржу в листья и переправлять истекающие жиром колбаски в карманы. Управившись с этим непростым делом, гоблин удовлетворенно прищурился. Вытер ладонь о штанину и пощелкал пальцами, привлекая внимание.

– Теперь двигайте направо. Видите, вдалеке торчит сигнальная башня?

– Нет, – сказали мы опять одновременно.

Видеть-то мы видели, башня штука заметная, тем более с фонарем на макушке. Ее не сумели закрыть даже глухие стены заброшенных бараков. А возражали из чувства противоречия – очень уж обидно ощущать себя болванами, застигнутыми врасплох.

Зря старались: заткнувший уши гоблин все равно нас не расслышал.

– Да, – закивал он, – правильно, с огнями на шпиле! Она самая. Пока держите направление на нее. Когда дойдем до первых домов, в город не углубляйтесь, а сворачивайте опять налево. Там будут деревянный тротуар и фонари. Когда достигнем нужной улицы, скажу. Все, марш!

Рож отпустил нас на десяток шагов и двинулся следом. Вскоре послышалось громкое чавканье, сопровождаемое счастливыми возгласами. Проклятый толстяк возобновил поглощение легендарного блюда.

– Это надо же, как жрет заразительно, боров холощеный, – пробурчал я.

Зак усмехнулся, но быстро опомнился. Смеяться над шутками шкуры-сержанта, пообещавшего отдать под трибунал, было ниже его достоинства.

– Эх, и почему я не абориген? – продолжал я бормотать, косясь на орка.

Я уже жалел, что погорячился, приказав тому обязательно шлепнуть Шамана. Ясно же, что дело это невозможное. Однако признавать свою ошибку перед подчиненным – дурной тон и тяжкий удар по авторитету командира. Лучше попытаться вернуть дружеское расположение другим способом.

Я свистнул:

– Эй, Зак, да ведь ты у нас таха. Попроси у землячка пару копченых гусениц. Авось угостит. Или тушеного навозного жука. Прикинь, высосешь ему брюшко, схрупаешь головогрудь… Объедение, наверно. Что зафыркал? Слюнки побежали?