Дом Затмений - Кейси Л. Бонд

– Время от времени он будет позволять нам мельком взглянуть друг на друга. Но самыми священными днями – как сегодня – будут дни затмений.

– Я надеюсь, ради тебя и Люмоса, в ближайшие годы будет множество священных дней, – произнесла я.

Мама улыбнулась:

– Я тоже на это надеюсь. Я горжусь тобой, Нур.

Она начала исчезать, зеркало снова потускнело.

– Мама, останься еще чуть-чуть, пожалуйста! – Я повернулась к Келуму: – Можешь подождать меня снаружи? Мне нужно задать ей один вопрос.

Он наклонил голову:

– Конечно.

Когда Люмин зашагал прочь, я смотрела ему вслед, зная, что мама тоже провожает его взглядом. Когда Келум ушел, я повернулась к богине солнца:

– Я люблю его.

Сол кивнула:

– Я знаю, что в твоем сердце.

– Я хочу, чтобы он остался в моей жизни.

Сол кивнула еще раз:

– Тогда сделай, как он предложил. Проложи новый путь.

– Значит, ты принимаешь его?

– Я более чем одобряю твой выбор, дочь моя. Он горит для тебя. – Она положила руку на сердце. Я знала, что она имела в виду, потому что мое сердце тоже горело для Келума.

Мама подняла руку и подышала на ладонь. После чего богиня огня протянула ее прямо из зеркала. На ее позолоченной ладони лежала манжета в форме лижущего пламени, достаточно большая, чтобы охватить бицепс Келума. Украшение все еще было теплым от огня и благословения богини.

– Спасибо.

– Я желаю вам двоим целую жизнь затмений, Нур. Жизнь, полную счастья, улыбок и детей больше, чем вы можете сосчитать. Ваше объединенное королевство будет процветать. Твое правление как Атона началось сегодня. В каждом уголке мира люди будут знать твое имя и восхищаться твоей силой. Я пролью свет на Люмину впервые за много-много лет. Я буду сиять в твою честь, Нур, – пообещала она, прежде чем ее изображение расплылось, оставив только мое, искаженное, как и прежде.

Свет в масляных лампах задрожал от сильного порыва теплого ветра. Это вынудило меня выйти из храма, подтолкнуло меня к Келуму. Я засунула золотую манжету в карман, рядом с серебряной, которую подарил мне Люмин.

Он ждал меня снаружи, как и обещал. Келум провожал взглядом Сол, пока та медленно двигалась на юг. Мы поднялись по ступеням храма, чтобы посмотреть, как она прокладывает путь по небу. Под звуки голосов ее жрецов, сливающихся в сладкой мелодии, Сол скользнула к Люмине, в то время как Люмос завис над Гелиосом, наконец-то став видимым для людей, которые так много слышали о его прекрасном лице, но никогда не имели шанса лицезреть его.

– Мои люди будут поражены, – сказал он.

– Тебе нужно вернуться к ним.

Я взяла его руку в свою. Келум тяжело сглотнул, поглаживая большим пальцем тыльную сторону моей ладони.

– Я не хочу расставаться с тобой.

Я хотела этого еще меньше.

– Тогда мы создадим путь, ведущий из твоего королевства в мое.

Он решительно кивнул:

– Да, так мы и сделаем.

Люмос сиял над храмом Сол, в то время как солнце садилось на юге. Лицо богини золота смягчилось до менее сурового, нежно-оранжевого оттенка. Я наблюдала за ней с верхней ступени лестницы, ведущей в храм. Последние отблески ее света струились по мне, как успокаивающее прикосновение материнской руки ко лбу ее драгоценного ребенка.

Келум вернулся в Люмину. Я создала портал, через который он смог уйти. Из этого портала дул прохладный ветер Люмины, зовущий Келума вернуться к его обязанностям. Перед его уходом я пообещала, что дверь между нашими королевствами теперь всегда будет открыта. Он согласился и скрепил клятву поцелуем, от которого у меня поджались пальцы на ногах. Так захотелось закрыть дверь, которую, как я сказала ему, я больше никогда не запру.

Он отвел Ваду и жрецов Люмоса домой.

Берон же остался.

Я не знала, приказал ли Келум присматривать за мной или Вольвен решил не уезжать по собственной воле. Одетый в один из килтов моего отца, Берон взбежал по ступенькам, держа в руке большой бурдюк с водой. Присев рядом со мной и вытянув свои длинные ноги, он сделал несколько глотков. Брат Люмина потянул за ткань со складками, доходящую ему до колен, прежде чем приподнять брови.

– Эти килты удивительно удобны в такую жару. В них кожа… дышит.

Я рассмеялась. Дышалось Берону определенно легко.

– Теперь, когда Сол изменила положение, здесь даже не жарко.

Он изогнул бровь:

– Я был Вольвеном с густым черным мехом, пока твоя мать изливала на нас свое тепло. Даже после ее ухода мне будет жарко неделями!

– Ситали все еще в своей комнате?

Берон кивнул:

– На данный момент.

– А Зарина?

– То же самое.

– Я им пока мало верю.

Он пожал плечами:

– Не могу тебя в этом винить. Тот, кто советовал держать врагов близко, не знал твоих сестер.

Что-то большое загремело позади нас, и глаза Берона расширились, когда он посмотрел через плечо на Сфинкс. Каждый мускул на его теле напрягся. Он скользнул взглядом по ее меху, мускулам, гриве и этим мощным, красивым прозрачным крыльям, которые она спрятала за спину.

– Я думаю, мне пора идти, – сказал он, но на его слова никто не обратил внимания.

Сфинкс наклонила свою огромную голову, понюхала воздух и, несколько раз моргнув, уставилась на Берона своими черными глазами. Рев сотряс стены храма и эхом разнесся по земле. Мышцы провидицы напряглись, она приготовилась к прыжку.

– Что ты за создание такое? – спросила она его детским голосом, поразившим даже Берона.

Едва слышное рычание вырвалось из его груди. Не вмешайся я, он бы превратился в Вольвена.

– Он мой друг, Вольвен. Он – посланник Люмоса, так же как и ты – Сол. Вы равны, – сказала я.

Сфинкс усмехнулась:

– В этом мире мне нет равных.

Она снова посмотрела на Берона, ее бездонные обсидиановые глаза все еще были полны негодования.

Я повернула к нему голову:

– Берон, мне нужно поговорить с ней наедине.

Он спустился по ступенькам, все же не теряя бдительности, даже когда повернулся к провидице спиной. Оставалось надеяться, что он вернулся в Дом, а не кружил вокруг храма. Сфинкс могла бы унести его в пустыню, просто чтобы проверить, сможет ли он найти Дом по запаху.

Я не знала, что в Бероне так разозлило львицу. Возможно, она почувствовала его силу, поняла, что он тоже был «другим». Возможно, Сфинкс видела в нем угрозу. Я не хотела зацикливаться на этом сейчас, когда уход Вольвена, казалось, успокоил провидицу.