Темный дом - Алекс Баркли

Джо обошел весь дом, Анны нигде не было. Оставался только его рабочий кабинет. Первое, что он там увидел, было его письмо в управление полиции с просьбой восстановить его в должности, — оно валялось на полу возле стола.

— Вот черт, — прошептал он. — Проклятие. — Джо поднял его, внезапно почувствовав острый приступ вины. Он решил солгать Анне, сказать, что это письмо — часть его нового плана, но сразу же понял, что попытка снова обмануть ее будет выглядеть неуклюже. Конечно, он мог бы попытаться убедить ее, что написал прошение сгоряча, несколько недель назад, сразу после ее признания. И эту мысль пришлось оставить, поскольку понятно, что его Анна не настолько глупа, чтобы в такое поверить. Раз он прятал от нее письмо — значит, свой шаг тщательно продумал заранее.

Джо охватила злость. Он ясно представил свой разговор с Анной, как он кричит ей: «Анна, я полицейский, и в этом смысл моей жизни. Почему я должен сидеть здесь с тобой и смотреть на твой чертов маяк?» Нет, и это не годится. Фальшиво и потому неубедительно. Этот аргумент нужно было выкладывать сразу по приезде в Ирландию. И кроме того, Джо знал, что для Анны любой аргумент будет неубедительным. В некоторые моменты спорить с ней было бесполезно. Предлог нужно придумать такой, чтобы Анна не смогла, с одной стороны, упрекнуть его во лжи, а с другой — поняла бы и простила.

Джо направился в спальню, открыл шкаф, увидел, что чемоданы стоят на месте. Он посмотрел на верхнюю полку, и у него едва не перехватило дух. Она была набита сумками. Он даже не предполагал, что у Анны их столько. Она могла взять из них две-три, и он бы ничего не заметил. То же относилось и к количеству белья, одежды и обуви. «Ничего себе», — прошептал он и сел на кровать, откинулся назад, прислонившись к стене. Он почувствовал запах ее духов, тонкий аромат лимона и цветов. Ей не нравились сильные запахи, она предпочитала нежные, едва заметные. Да, нежность — именно так можно было охарактеризовать все, что относилось к Анне. Джо нахмурился. Вот уж чего-чего, а нежности ему не хватало никогда. Он вскочил с кровати, заторопился вниз, к телефону, набрал номер ее сотового, услышал бодрый голос: «Абонент недоступен, попробуйте перезвонить позже». «Пошли вы в задницу», — подумал Джо и положил трубку. Неужели она так обозлилась на него, что даже не оставила записки? Он посмотрел на часы, они показывали час ночи. Прижав руку к груди, он попытался унять пронизывающую ее острую боль. Откинув висевшую перед входной дверью занавеску, он выглянул на улицу — там никого не было. Все это начинало походить на поиски ключей на пустом столе.

Он вернулся в гостиную, взял со стола радиотелефон, сел на диван, положил трубку рядом. Взял пульт, начал переключать программы. Он просмотрел новости. Всякий раз, когда ему начинало казаться, что он слышал голос Анны, он приглушал звук. В конце концов ему надоело это занятие, он выключил телевизор и долго сидел в тишине.

Он снова набрал номер ее сотового и опять услышал тот же задорный голос. Джо не на шутку разозлился. Как бы скверно, по мнению Анны, он себя в последнее время ни вел, подобного отношения к себе он не заслуживал. Он любил Анну, и она это знала. Мужем он был неплохим, уважал и ценил жену. Уж не сравнить с другими, раздолбаями и пьянчугами. И тем не менее она ему изменила, а вот теперь и совсем ушла. Значит, что-то, сам того не замечая, он делал не так. Он снова набрал ее номер, шепча: «Ответь мне, Анна, ответь».

Джо схватил с полки над журнальным столиком первую попавшуюся книгу, принялся листать ее. Фотографии шикарных гостиниц заставили его снова вспомнить об Анне. Ему хотелось только одного — чтобы она вернулась домой. Мысль о том, что она бросила его, казалась ему невыносимой. Ведь их брак можно было назвать только превосходным. Всякий раз, когда Анна уходила в гости или уезжала к родителям, он чувствовал себя не просто одиноким, а покинутым. Хотя, конечно, Анна далеко не подарок, она достаточно своевольна и не полезет в карман за словом во время семейных сцен, однако даже если она вдруг хлопала дверью, ужин ему она приготовить успевала, и он спокойно ел его у телевизора, дожидаясь, когда она успокоится и вернется. Джо снова подумал, что теперь она ушла по-настоящему, и сердце его обдало холодом. Это все из-за его чертовой работы, которую Анна в душе ненавидела. Он застонал, заложил руки за голову, откинулся на холодную стену, закрыл глаза. Незаметно для себя Джо погрузился в полудрему. Прошло минут двадцать, он вздрогнул и проснулся, открыл глаза, начал удивленно осматривать комнату, не понимая, как он здесь оказался. Вдруг вспомнил, и сердце его снова тревожно застучало.

— Анна! — громко позвал он. Ответа не последовало. Джо поднялся с дивана, направился на кухню. Не зажигая свет, в кромешной темноте он подошел к холодильнику, нащупал ручку, открыл его, начал искать в нем что-нибудь наподобие записки. Ничего не нашел, хлопнул дверцей, принялся шарить руками по пустому столу.

Словно в полузабытьи, он снова прошел в спальню, остановился в центре и понял, что его охватывает паника. Часы показывали половину третьего утра. «Нет, что-то здесь не то. Она не могла уйти так внезапно», — пронеслось у него в голове. Джо в очередной раз набрал ее телефон, выслушал все то же пустое сообщение, швырнул трубку на диван, бросился в прихожую, схватил ключи от джипа и выбежал на улицу. Когда он проезжал мимо того места, где обнаружили труп Кэти, странное предчувствие охватило его. Джо притормозил, медленно проехал мимо дома Миллеров, затем снова набрал скорость. «Анна, хватит. Перестань изводить меня», — прошептал он, нервно сжимая руль. Внутри его и вокруг было холодно и мрачно. Анна ушла и даже не сказала куда. А мозг его продолжала сверлить мысль о том, что здесь что-то не так, внутренний голос предостерегал об опасности, и от всего этого сердце в груди его замирало. Но сказывались усталость и напряжение. Джо уже не мог доверять ничему и никому, в том числе и своему внутреннему голосу, который, помимо всего, заглушало чувство вины. Не он ли сам и разрушил их брак своими бесконечными подозрениями? Он попытался собрать разбегающиеся мысли, сконцентрироваться на том, чего именно он боится, что могло стрястись с Анной и как на ее действия могло повлиять его письмо. Ничего хорошего из этого не получилось. Прежде всего потому, что он был не способен подумать о чем-либо здраво, кроме как о том, что остался один. Джо представил, как по воскресеньям ходит вместе с Шоном в «Макдоналдс», дурачится, разыгрывая из себя его приятеля, с недоумением вглядывается в полудетские лица сидящих рядом. Он слышал, что так поступают все разведенные отцы.

Внезапно прямо в центре дороги показалась чья-то тень. Джо крутанул руль вправо и резко остановился, едва не въехав в кювет. Обернувшись, он посмотрел в заднее стекло и увидел сбитую лису. Очевидно, не у всех водителей срабатывала реакция — большинство даже не сбросили скорость. Джо вытащил сотовый телефон, набрал номер Анны. Результат был тот же.

— Проклятие! — выкрикнул он и с силой швырнул трубку на заднее сиденье. Она подпрыгнула и упала на пол. Он ехал, не останавливаясь, несколько часов кряду, пока не почувствовал, что вконец измотан. Джо повернул домой, полагая, что дал Анне вполне достаточно времени, чтобы вернуться. Внутри у него все кипело. Он остановился метрах в десяти от дома, внимательно осмотрел окна, но ни в одном из них не увидел даже намека на свет. Дом оставался таким же безжизненным, каким был и в тот момент, когда он уехал. Он вошел, закрыл за собой дверь, оглядел прихожую — за время его отсутствия в ней ничего не изменилось. Невыносимая боль внезапно пронзила нижнюю челюсть. Казалось, кто-то невидимый медленно вколачивает в нее гвозди. Джо попробовал открыть рот и едва не закричал — ощущение было таким, словно все его зубы выдирали одновременно и без наркоза. Пошатываясь, опираясь рукой о стены, он двинулся на кухню, где в ящике хранил свои таблетки, открыл его, вытащил упаковку, стал их выдавливать. Выпил намного больше, чем обычно. Затем прошел в соседнюю комнату, присел на кровать, положил рядом мобильный телефон. Вскоре Джо почувствовал тяжесть в голове, медленно повалился на подушку. Не сон, а забытье, в которое он впал, продолжалось до самого утра. Открыв глаза, он поднялся, осмотрелся. Злость не проходила, но хотя бы исчезли и страшная усталость, и невыносимая боль.