Дом разделенный - Перл С. Бак

окнами несущегося на юг поезда. Он сидел и предавался мечтам о Мэй Лин, припоминая каждый ее взгляд и каждое слово, а после собирая из этих мелких осколков единое прекрасное целое. Вспомнив все, что можно было вспомнить, Юань позволил мыслям устремиться в будущее, к мигу их новой встречи – как он с ней заговорит, как признается в любви. Он видел воочию, словно это происходило с ним прямо сейчас, с каким приятным спокойствием она его выслушает. А потом – о, нельзя забывать, что она еще совсем юна и целомудренна, не чета нынешним развязным, готовым на все девицам!.. – но все же потом он возьмет ее прохладную, тонкую, добрую ладонь в свою…

Однако способен ли кто-нибудь претворить задуманное в жизнь точно так, как оно было задумано? Разве влюбленный юноша знает наверняка, как на самом деле поступит в заветный час? Слова, что в поезде так легко складывались у Юаня в голове, в нужный миг отказались слетать с языка. В доме стояла полная тишина, и встречала Юаня одна только служанка. Безмолвие дома заставило его содрогнуться, как от внезапного мороза.

– Где она? – крикнул он служанке, а потом, осекшись, добавил: – Где госпожа, моя мать?

Служанка ответила:

– Они ушли в приют, там новая малышка тяжело заболела. Сказали, что могут вернуться поздно.

Юаню оставалось охладить пыл своего сердца и терпеливо ждать. Он ждал, пытаясь направлять мысли то туда, то сюда, однако разум его не слушался и своевольно возвращался к одной и той же мечте. Пришел вечер, а мать и Мэй Лин все не возвращались. Когда служанка пригласила Юаня ужинать, он вынужден был сесть за стол и есть в одиночестве, но еда показалась ему сухой и пресной. Он готов был возненавидеть младенца, по чьей вине все не наступал заветный час, о котором он мечтал столько недель.

И вот, когда Юань уже хотел встать, потому что есть не мог, дверь отворилась, и вошла госпожа, изнуренная и печальная, а следом за ней Мэй Лин, тоже молчаливая и грустная, как никогда. Она взглянула на Юаня отрешенно, словно и не видела его, а потом сдавленно прокричала, как если бы Юань никуда не уезжал:

– Малышка умерла! Мы сделали все, что могли, но она умерла!

Госпожа вздохнула и так же сдавленно произнесла:

– Ты вернулся, сын мой?.. Ах, Юань, я в жизни не видела малютки краше… Ее три дня назад подбросили нам на порог… И ведь она была не из бедной семьи, в шелковой распашонке… Поначалу она показалась нам здоровенькой, но сегодня утром начались судороги… Эта древняя младенческая хворь забирает новорожденных еще до десятого дня. Самые крепкие, самые хорошенькие младенцы вмиг гибнут от нее, словно их души забирает злой ветер. И ничего нельзя предпринять…

Девушка слушала речь госпожи молча, не притрагиваясь к еде. Стиснув тонкие кисти в кулаки, она ударила ими по столу и гневно воскликнула:

– Я знаю эту хворь! Так не должно быть!

Юань еще никогда не видел ее в таких расстроенных чувствах. Слезы в ее горящих глазах вмиг остудили его сердце, точно лед, ибо он понял, что Мэй Лин сейчас не до него. Да, сам он думал о ней и только о ней, но ее мысли в тот миг были не с ним, и она как будто вовсе не заметила нескольких недель разлуки. Поэтому Юань сидел, слушал и тихо отвечал на вопросы госпожи о делах отца, невольно замечая, что Мэй Лин не слышит ни вопросов, ни ответов. Она сидела в странном онемении, сложив руки на коленях и переводя взгляд с лица госпожи на лицо Юаня, однако не произносила ни слова. Лишь один раз глаза ее вновь наполнились слезами. Убедившись, что в мыслях она очень далеко от него, Юань решил не заговаривать с ней тем вечером.

Но как он мог спать, не признавшись ей в своих чувствах? Всю ночь он то засыпал, видя смутные, обрывочные сны о любви, то вновь просыпался.

Утром он встал измученный этими снами. День за окном тоже был сер и угрюм, как бывает, когда лето окончательно сменяется осенью. Поднявшись с постели и увидев за окном сплошную серость – плоский серый небосвод над плоским серым городом и серыми улицами, по которым вяло брели люди, ничтожные и серые, как сама земля, – пыл его сердца вновь угас, и Юань уже не представлял, как могло его сердце так томиться по Мэй Лин.

В таком настроении он спустился к завтраку, и пока он молча ел, с трудом глотая пресную, лишенную вкуса и соли пищу, в столовую вошла госпожа. Она не ела и сначала лишь сдержанно поздоровалась с Юанем, но потом заметила его уныние и стала мягко расспрашивать его, в чем дело. Понимая, что нельзя рассказывать ей о своих чувствах к Мэй Лин, Юань вместо этого рассказал о том, что отец задолжал дяде очень много серебра. Госпожа ошарашенно воскликнула:

– Что же он не говорил мне о своей нужде? Я могла бы затянуть пояс! Хорошо хоть на Мэй Лин я трачу только свое серебро. Да, гордость не позволила мне брать у мужа деньги на ее воспитание, к тому же отец оставил мне немало, ведь сына у него не было, а еще ему хватило ума положить деньги в надежный банк, где они все эти годы пролежали в целости и сохранности. Отец меня очень любил, даже распродал большую часть земель ради меня и все перевел в серебро… Если б я только знала о бедственном положении мужа, я могла бы…

Юань перебил ее:

– Зачем? Нет, я найду себе хорошее место, где мои знания оценят по достоинству, буду откладывать жалованье и расплачусь со всеми долгами.

Тут ему пришло в голову, что если он в самом деле поступит так, где ему взять денег на свадьбу, новый дом и все остальное, что нужно молодой семье? В прежние времена сын, женясь, оставался жить с отцом, и его жена с детьми ели из общего котла. Но теперь Юань не мог даже помыслить о таком. Вспоминая пыльные дворы дома, где жил Тигр, и старую мать, которая придется Мэй Лин свекровью, он клялся, что никогда не приведет туда жену. Нет, у них будет свой дом, который Юань научится любить, чистый, с картинами на стенах и мягкими креслами, и принадлежать он будет только им двоим. Когда он подумал об этом, сердце его охватила такая тоска, что госпожа не могла ее не заметить. Она спросила очень ласково:

– Ты еще