Гордая птичка Воробышек - Янина Логвин

— Извините, Дмитрий, так нехорошо получилось! Не понимаю, что на Илью нашло? Надеюсь, это ужасное недоразумение не испортит вам общее впечатление от праздника.

Я поворачиваюсь к Люкову, надеясь найти в его глазах объяснение произошедшему, но парень уже обнимает меня за плечи и уводит прочь.

— Брось, Воробышек, — сухо замечает, скользя равнодушным взглядом по обращенным в нашу сторону любопытным лицам. — Босс прав. Он сам виноват.

Горячая ладонь вновь на моей коже, словно никогда не покидала ее. Прижимает к мужскому телу крепко и уверенно. Мне так приятно оказаться в ее власти, что я с минуту просто наслаждаюсь ощущением утраченной было близости. Говорю, старательно избегая мысли, как это тепло меня волнует, прогоняя неуместные обиды:

— Люков, так нельзя обращаться с людьми. Что с тобой случилось? Ты ведь совсем не импульсивен, а тут унизил человека, да еще при всех. Ты это понимаешь?

— Понимаю, — не глядя на меня, отвечает парень. Добавляет без тени раскаяния:

— Он сделал то же самое, птичка, так что мы квиты.

— То есть? — всерьез удивляюсь я незамеченному обстоятельству. — Илья, ты ничего не путаешь? — в сомнении вскидываю глаза, говорю, а сама думаю черт знает о чем, глядя на твердую линию губ, на гладкую смуглую щеку, на темное пятнышко тени, забравшееся под подбородок, медленно сползающее в расстегнутый ворот рубашки. — По-моему, этот Ряднов к тебе и близко не подходил.

— Верно, не подходил, — неохотно откликается Люков. — А должен был.

— Зачем? — Мы спускаемся по лестнице, и его рука неожиданно оказывается на моей талии. Удерживает так чутко и вместе с тем сильно, словно я в своих высоких шпильках не ступаю по широким мраморным ступеням, а балансирую на канате над пропастью под порывами шквального ветра, угадывая каждое движение.

— Затем, чтоб решить вопрос со мной, если ты ему так понравилась. Предложить внимание девушке, наплевав на присутствие рядом с ней ее парня, не менее унизительно для последнего, чем оказаться на коленях, не находишь? А значит, чревато подобным ответом. В следующий раз этот праворукий помощник трижды подумает, прежде чем действовать. Не важно, по хозяйской указке или нет.

— Но, ведь… э-э, глупость какая. — Я снова смущаюсь, не в силах ничего с собой поделать. Слишком правдиво Люков изображает мою пару, даже оставшись наедине. Особенно на фоне недавнего разговора тет-а-тет с Ириной и их нежных касаний рук. Возможно, желая убедить не только всех, но прежде всего самого себя в невозвратности былых отношений.

— Что именно глупость? — отвечает он пристальным темным взглядом. — То, что у меня из-под носа чуть не увели девушку, или то, что я тебя назвал своей? А может, ты была не против общества Ряднова, и глупостью оказался я?

Мы останавливаемся в небольшом холле, недалеко от гостей, в ожидании хозяина столпившихся перед закрытыми дверьми гостиной, и Люков медленно поворачивает меня к себе.

— Воробышек? — склоняет лицо, скользит ладонью вниз по моей руке. — Так все же?

Он спрашивает серьезно, не похоже, чтобы парень играл, а я не понимаю, зачем это ему нужно.

— Илья, перестань. Пожалуйста, — отдергиваю пальцы, едва он их касается, не в силах справиться с обжигающим кожу прикосновением. Он никогда еще не был таким со мной, волна мужской силы влечет неодолимо, и мне требуется недюжинная сила воли, чтобы вырваться из плена его глаз и перевести дыхание. И расставить акценты, которые я расставить способна.

— Я сегодня очень сглупила, попав сюда, но не хотела навязываться тебе, ты же знаешь. Дмитрий случайно заметил ваш разговор с Ириной на балконе и, видимо, решил меня ободрить, если можно так сказать о паре ничего не значащих фраз. Ему ведь неизвестно, что мы не вместе, а ваше уединение со стороны казалось слишком личным, извини. Его внимание ко мне — просто вежливое сочувствие к той, кому предпочли другую, не более того. В другом случае он вряд ли бы проявил к тебе подобную бестактность. Глупостью было думать, что он сделал это намеренно.

Ну вот, вместо того, чтобы отгородиться от Люкова барьером равнодушия, как последняя влюбленная дурочка призналась, что не спускала с него глаз. Парню осталось некстати вспомнить обличающие слова Романа Сергеевича и получить ответ будет проще, чем сложить пример в «два плюс два», несмотря на весь мой незаинтересованный вид.

Но Люков удивляет меня, задав вопрос совершенно в неожиданном ключе:

— Он тебе понравился, да, птичка? Потому ты расстроилась?

Спросил тихо, но почему так скулы резко обозначились, а взгляд заледенел? Неужели для Люкова условности прежде всего? Не похоже. Но даже если и так, если ему не пришлось по душе, что им могли пренебречь, то для меня, к счастью, что за обидой он не заметил моего признания, а значит, я могу и дальше пытаться удержать почву под ногами.

— Люков, при чем тут это? — спрашиваю устало, возвращая на парня взгляд. Не вполне догадываясь, к чему он клонит.

В холле появляется Яков с Ириной. Вслед за ними входит Роман Сергеевич в сопровождении помощника и незнакомых мужчин. Твердой хозяйской походкой подходит к расступившимся перед ним гостям и собственноручно распахивает двери гостиной, приглашая всех пройти внутрь странно темной комнаты.

— Женечка! Ну что же ты ждешь, девочка! Поспеши! — оборачивается и требовательно машет в приглашающем жесте рукой, но я стою, пригвожденная к месту колючим взглядом Ильи, не в силах, кажется, без его воли сделать и шагу.

— Воробышек?

Люков все еще смотрит на меня, ожидая ответа, наплевав на праздничный шум за спиной и приостановившуюся было рядом с ним невесту брата. Словно мой ответ для него жизненно важен, а там хоть небо изойди огнем. И я отвечаю, не понимая зачем. Теряя гордость, послушно уступая внутреннему я и невозможно-темным, забравшим мое сердце глазам парня.

— Нет. Не понравился. Совсем.

Порывисто отворачиваюсь, желая то ли спрятаться, а то ли сбежать от этой растворяющей слабости, но теплые мужские ладони — одна на талии, а другая на лице — останавливают мой порыв.

— Зажмурься, Воробышек, и иди за мной. Если не ошибаюсь, Босс приготовил еще один сюрприз. Тебе понравится. — Губы Люкова шепчут в ухо, и я уже вновь послушна ему, как ножу теплое масло. — В этот раз я буду рядом, обещаю.

То, что мы видим в гостиной, очень красиво. Едва мы замираем на пороге праздничного зала, на его темные стены и потолок из мрачных углов комнаты выплывают множественные проекционные изображения драконов и диковинных птиц, расправляющих в полете крылья и бьющих хвостами. Это действо занимает несколько восхитительно долгих минут, прежде чем мгновенно исчезнуть, словно ускользнувшее из сна видение, чтобы выпустить на волю из танцующего пламени камина одинокого золотого дракона.

Он медленно плывет в темноте, поднимаясь все выше. Запрокинув голову, раскрывает сильные крылья… Я даже вижу длинный язык огня, вырвавшийся из его раззявленной пасти. Взмывает, облетев комнату, к самому своду… И испаряется сияющей вспышкой, растаяв в граненых подвесках хрусталя.