Кровь Люцифера - Ребекка Кантрелл

Рун двинулся дальше вместе с остальными, стараясь, однако, прикрывать их спины от мрачного сборища, чьи глаза следили за отрядом с такой же подозрительностью. Хмурясь, Корца окинул взглядом этот маленький собор. В нефе не было скамей, каменный пол был усыпан соломой. Вдоль стен выстроилось несколько загонов, а маленькие боковые часовни были отгорожены жердями, за которыми виднелись кормушки и толстые подстилки из сена.

София толкнула Руна в бок и кивнула в сторону высоких тощих фигур, толпящихся вокруг мраморных статуй.

Стригои.

Не меньше дюжины.

Насколько видел Рун, у них не было оружия, если не считать садовых инструментов, стоящих у стены, — грабли, мотыги и лопаты.

— Вам никого не нужно здесь бояться, отец Корца, — заверил его Гуго.

Рун надеялся, что де Пейн говорит правду. Сангвинист обвел глазами само помещение. Оно было явно высечено в камне, но внутренняя поверхность стен была выложена беленым кирпичом; белыми были и высокие готические своды. С потолка свисали огромные канделябры из кованого железа, все в потеках свечного воска.

И даже там, наверху, двигались какие-то существа.

Гуго заметил, куда смотрит Рун, поднял руку и свистнул.

От черной тени отделился большой клок и слетел вниз, опустившись ему на запястье. Это был ворон в черном как ночь оперении, с мерцающими глазами. Клюв его был острым, словно копье, а когти напоминали кривые кинжалы.

Гуго одним пальцем нежно взъерошил перья на шее ворона. Птица наклонила голову и потерлась о его руку.

— Это Мунин. — Гуго глянул вверх, обшаривая взглядом потолок. — Хугин тоже там, наверху. А может быть, улетел охотиться.

Эрин были знакомы эти имена.

— Вороны Одина, — произнесла она. — По преданию, они летали по всему миру, принося новости этому скандинавскому богу, сообщая ему обо всем, что происходит на свете. Вы ведь не думаете, что они...

— Те же самые? Нет, дорогая моя, — с улыбкой отозвался Гуго. — Я просто в шутку назвал их этими именами. И эта пара — лишь часть огромной стаи, населяющей эти леса и состоящей как из анафемских, так и из обычных птиц.

— Поразительно, — сказала Эрин, тоже глядя на потолок.

Рун подозревал, что она не ищет других птиц — ее внимание привлекла роспись на сводчатом потолке. На его белой поверхности были нарисованы красные звезды и синие колесики, образующие сложный, причудливый узор.

— Эти фрески наверху... — пробормотала Эрин, подтверждая предположения Руна. — Они весьма необычны. Похожи на те, что рисовали на Среднем Востоке — с колесиками и звездами, — но не совсем, есть отличия.

Она отошла на несколько шагов, чтобы получше разглядеть их.

Джордан держался рядом с нею. Элизабет последовала за ними, когда Рун жестом попросил ее сделать это.

София указала на зверей и стригоев:

— Как они оказались здесь?

Гуго с любовью посмотрел на свою стаю. Мунин запрыгнул ему на плечо.

— Мой опыт показывает, что эти существа ищут своих истинных хозяев. Чтобы достичь моего убежища, многие анафемские звери и стригои преодолели сотни миль. Я не призывал их. Их привлекло ко мне, так же как этого милого льва привлекло к Руну.

Корца почесал львенка за ухом.

— Но как же вы удерживаете их от убийства в этих горах?

Гуго поднял руки.

— Они не убивают, потому что, как и вы, заключили мир со своей природой. Вместо того чтобы подчиняться своей злой крови, они управляют ею. Они больше не убийцы.

Похоже, Софию слова отшельника не особо убедили. Рун не мог винить ее.

— Как же можно найти мир за пределами церкви?

— Принятие и внимательность, — ответил Гуго. — Во время своих давних странствий я научился определенным приемам, неким способам раскрыть свой разум и выработать в себе терпение и любовь. Я могу научить вас им, если пожелаете. Здесь принимают всех.

Гуго мягко махнул рукой куда-то за спину Руна.

— Франческа, ты не присоединишься к нам? Я знаю, что истины лучше всего выслушивать из уст тех, кто испытал их на себе непосредственно.

В нескольких ярдах от них из тени выскользнула стройная женщина. До того Рун и не подозревал о ее присутствии там. У нее были длинные светлые волосы и изящная походка; похоже, некогда она была прекрасна, но возраст сделал ее тонкое тело хрупким и легким. Женщина улыбнулась Гуго, в глазах ее светилась любовь.

Рун заметил, что клыки у нее слегка удлинены, а сердце не бьется.

— Расскажи им, — попросил Гуго.

— Сначала мы учимся осознанию, — почтительно прошептала она. — Осознанию своей природы, того, кем мы являемся. Чтобы понять, что мы — тоже создания Господа.

София неодобрительно фыркнула:— Вы — хищники, пожирающие слабых.

Франческа грустно улыбнулась ей.

— Никто не судит льва, когда он убивает газель. Это в природе льва, и ему не нужно чувствовать ни вины, ни стыда.

Гуго подошел к стулу, стоящему поодаль, и сел. Трехногий серый лис подбежал и запрыгнул к нему на колени. Обрубок его лапы был замотан чистой белой повязкой, и Рун ощутил укол сочувствия к зверю. Когда Гуго погладил лиса по спине, тот прижался к нему, не выказывая ни малейшего страха — даже перед львом, который насторожил уши при виде раненого животного.

— Но чем же вы питаетесь? — спросил Рун.

— Отчасти вином, — ответил Гуго. — Как и вы.

— Месье де Пейн, вы все еще можете освящать вино, даже после того, как отвратились от Церкви? — спросила Элизабет.

— Священник несет на своей душе неизгладимую отметину, — объяснил Рун, — и это значит, что он остается священником и может освящать вино даже после того, как оставит Церковь.

София выделила из объяснения отшельника скользкую подробность:

— Вы сказали, что отчасти питаетесь вином. Чем же еще?

— Кровью, конечно. — При этом признании Гуго не проявил ни малейших признаков стыда или вины. — Как сказала Франческа, мы все хищники и должны принять свою природу.

Рун ощутил тошноту, вспомнив, как последователи Распутина смешивали вино с человеческой кровью, чтобы поддерживать свою жизнь. Они оставались убийцами. Похоже, Гуго попался в ту же ловушку. Корца слишком хорошо помнил вкус проклятого кровавого вина распутинцев.

Де Пейн поднял руку.

— Поймите, мы берем лишь ту малость, что необходима нам для жизни, — но мы тоже имеем право жить. Как я упоминал, осознание — лишь одна половина целого. Внимательность важна не менее.

Франческа кивнула, соглашаясь с его словами, и пояснила:

— Когда мы осознаём и принимаем свою природу, мы должны сосредоточить внимание на том, чтобы сохранять власть над собою. Мы размышляем, медитируем, учимся отделять необходимость от желания, забирая только то, что необходимо и правильно.