Промышленникъ - Алексей Кулаков

«В последний раз купаюсь без ножа. Дубина, мало тебя жизнь учила!»

Поднырнув под прибрежную корягу-топляк, князь все так же тихо поплыл вдоль нее, потихоньку сокращая расстояние до прибрежных деревьев, а достигнув цели, так и не стал выпрямляться в полный рост. Быстро перебирая руками по близкому дну, он живой торпедой распорол качающуюся на волнах зеленую ряску и тихонечко выполз на берег, как никогда походя на водяного. А через минуту – лешего. Облепленный зелеными нитями и жидкой грязью (к которой тут же добавился весь остальной лесной мусор), Александр первым же делом замер, прислушиваясь. Поводил головой из стороны в сторону и опять замер. Затем шевельнул пальцами, подхватывая с земли небольшой, но острый на вид сучок, поморщился, когда тот распался у него в ладони древесной трухой – и тихо растворился в зарослях ивняка. На его стороне был ветер, гуляющий по кронам деревьев и в прибрежном камыше, ему помогали своим кряканьем неугомонные утки и даже небольшое облако, ненадолго закрывшее собой яркое полуденное солнце. А еще собственные навыки охоты на «контрабасов» – пусть на нем не было формы пограничника и руки были безоружны, пусть. Он сам себе оружие! И кое-кто скоро в этом убедится. Непрерывно обогащаясь новым опытом и ссадинами (ползти по лесному ковру в одних трусах-боксерах как-то еще не доводилось) и старательно игнорируя шалых от радости комаров, слетевшихся на нежданный пир чуть ли не со всего озера, отставной ротмистр по большой дуге добрался до интересующего его места. Осторожно раздвинул ветки, горько сожалея о своей неосмотрительности, аккуратно приподнял голову…

«Твою мать! Коровы сельские!!!»

Внимание и намерения, в которых он так и не смог разобраться, исходили от двух барышень довольно юного возраста. Или не очень юного – все-таки затруднительно определить оный, когда предмет интереса находится лицом к озеру, а «кормой» к кустам. Корзинка с чем-то съедобным, расстеленное в тени от дерева покрывало, рядом с которым лежали туфли, на отдельной тряпочке – аккуратные стопочки верхней одежды и зонтики. Еще рядом с корзинкой обнаружились два небрежно брошенных на травяной ковер лакированных ящика переносных мольбертов – девицы оказались художницами. Время от времени юные дарования о чем-то жарко перешептывались, сближая свои головы, и дергали ножками, отгоняя комаров, отчего тончайшие сорочки довольно откровенно обтягивали женские фигурки. Особенно же хорошо они делали это в районе ягодиц – впрочем, барышни даже и не думали отвлекаться от своего занятия на такие мелочи.

«М-да. Похоже, я медленно, но верно становлюсь конченым параноиком. Был бы в руках «Кнут», так не постеснялся бы причесать эти кустики парой-тройкой очередей, а потом думал бы, куда девать получившийся результат».

Поймав себя на том, что уже подобрал сразу три подходящих варианта, в которых любительницы обнаженной мужской натуры бесследно исчезали, Александр неожиданно почувствовал, как уходит напряжение. А вместе с ним – и остатки хорошего настроения.

«Кем я стал?.. Вместо того чтобы просто поинтересоваться, кто же на меня смотрит, устроил вначале заплыв, затем забег и на полном серьезе обдумываю, что бы я сделал с телами в случае чего».

Он полежал ничком, успокаиваясь, а затем еще раз окинул своим многоопытным взглядом довольно костлявые прелести. Окинул и досадливо поморщился. Ох уж эти провинциальные дворянки!.. Чистый воздух, свежие продукты, обилие солнца, великое множество свободного времени и минимум житейских забот – и все равно выглядят, как некоторые фотомодели из его прошлой жизни. Как-то сама собой вспомнилась Наталья, вместе с которой он совсем недавно «обновлял» кровать (а также кресло, персидский ковер и подоконник) в своей питерской квартире. Вот уж ни разу не благородных кровей, но фигурка такая, что хоть сейчас в музей. И табличку навесить – народное достояние!

«А все же, пожалуй, я несколько погорячился. На коров они никак не тянут, не те стати. Самое большее – на коз. Молодых и сильно отощавших. Рязанская фанера, блин!»

Князь отполз на десяток шагов, поднялся и уже не сторожась, как раньше, потопал обратно к месту своего «десантирования», отмахиваясь от озверевшего комарья тихонечко сорванной веткой. Без малейшей деликатности плюхнулся в воду, надолго нырнул, позволяя прохладной воде вымыть из головы тоскливые мысли, и медленно поплыл к одежде.

Ш-ш-шу-у…

Миновав шелестящий под ветром камыш, Александр ленивыми движениями подгреб к своему пляжику и резко встал. Все так же словно бы нехотя дошел к одежде и лег на живот, вольготно раскинувшись и подставляя спину под палящие лучи. В кустах как будто умерли, но ему уже было абсолютно безразлично, смотрят на него или нет.

«Хотя с них станется и картину нарисовать. Да и черт с ними, мне стесняться нечего».

Пока тело жарилось в природном солярии, он медленно прокручивал в памяти прошедшую неделю – и по всему выходило, что отдых удался. Хотя поначалу в этом были довольно сильные сомнения. Особенно после того, как он увидел свое отреставрированное родовое гнездо – светлое и большое, с широченными окошками на первом и втором этажах, обсаженное по периметру кустами роз и молодыми деревцами. Увидел, восхитился красотой и качеством отделки, удобнейшей мебелью и отменным вкусом тети при выборе оной… А про себя – тем, как легко в него попасть любому желающему. В общем, несмотря на сугубо положительные эмоции и самую горячую благодарность, он так и остался проживать под крылом у старшей родственницы, в своей детской комнате. И к тете поближе, и на душе спокойнее. Да и окрестный народ целее будет – это только Пелагея могла взять и запросто принести утреннее кофе молодому барину, остальная прислуга предпочитала не рисковать. Уж больно тяжелый взгляд был у гостюшки, а норов еще суровее – недаром цепные псы в поместье, злющие и недоверчивые ко всем посторонним, при нем поджимали хвост и спокойно давали себя гладить. Примета верная!

Был, правда, для Александра и изрядный минус в таком решении – гости к Татьяне Львовне приезжали как на работу. Причем с утра и до вечера – хотя она утверждала, что это для нее обычное дело.

«Угу, в Ивантееве за четыре дня почти все соседи-помещики побывали. И уж точно все, у кого дочки в подходящем возрасте. Или это я такой испорченный и подозреваю людей на пустом месте?»

По нервам опять скребануло чужое внимание, а до ушей донесся тихий шорох. Или шепот? Проигнорировав и то и другое, мужчина перевернулся на спину, отряхнул с живота налипшие комочки земли, прикрыл голову предусмотрительно сорванным лопухом и вернулся к своим мыслям – в кустах же, похоже, и вовсе забыли, как дышать. Ибо кальсоны молодой Агренев не признавал в принципе, обходясь привычным нижним бельем, – но это только для него привычным и обычным. Для нынешних же его современников (и современниц) небольшая шелковая тряпочка, еле-еле прикрывающая самое сокровенное, была чем-то вроде фигового листочка – вроде бы и есть, да только все облепляет-обтягивает и не оставляет ну никакого простора для фантазий. То есть с точки зрения общепринятых в обществе норм, лучше бы он и вовсе купался голым.

«Интересно, я хоть где-нибудь смогу остаться один? Разве что в амурской тайге… И то наверняка рядом кто-нибудь отираться станет».