Хижина в лесу - Роберт Динсдейл

Алик начал осторожно продвигаться вперед. Казалось, в шуме ветра его приближение останется незамеченным, но мальчик тут же осознал свою ошибку. Как выяснилось, в бурную ночь дед слышит даже лучше, чем при погожей погоде.

Он медленно обернулся.

— Что ты наделал, деда?! — прошептал мальчик.

Старик тяжело дышал.

Мальчик подобрался к краю замерзшего болота, пытаясь добраться до девочки, но старик передвинулся, преграждая ему дорогу. Теперь он напоминал волка, защищающего от соперника свою добычу.

— Лена!

Лежавшая на камыше девочка пошевелилась. Глаза у нее были заплаканные, но вполне разумные, чего нельзя сказать о деде. Глаза старика расширились и, что называется, едва не вылезали из орбит.

— Он тебе что-то сделал?

Девочка отрицательно покачала головой.

— Папа идет за мной?

Старик бросил последнюю пригоршню коры в огонь, и в небо взметнулись подсвеченные искрами клубы дыма.

— Да, идет, и он не один.

Старик отрешенно взглянул в сторону мальчика.

— В твоем доме милиционеры, в лесу тоже милиционеры. Зачем ты это сделал, деда?

На этот раз старик решил ответить, вот только выговаривать слова он уже разучился. Вдобавок каждое произнесенное им слово коверкалось разорванным языком.

— Надо напиться, деда.

Набрав снега, мальчик поднес его к губам старика, и тот прижался обросшим волосами ртом к ладоням внука.

— Легче?

Старик кивнул.

— Деда, они идут за тобой.

Старик, взмахнув костылем над пламенем костра, указал на Лену.

— Он звал тебя, пока шел по лесу, — раздался еле слышный голос девочки. — Он все время повторял: «Внучок… внучок…»

— Меня звал, — прошептал мальчик.

— Думаю, он решил, что если ты не хочешь идти с ним, то, похитив меня, он заставит тебя прийти.

— Деда, я ушел не потому, что захотел… Мне пришлось… Я не хотел, чтобы она обо всем рассказала. Я обещал тебе, но теперь…

— Вну…чок…

Слово распалось на два слога. Старик старался произнести его слитно, но оно разваливалось на куски подобно кусочку коры, которую старик до этого долго жевал. Мальчик набрал в ладони еще снега, желая напоить старика, но тот, отбросив костыль, рухнул в снег и принялся есть его прямо с земли.

Когда дед снова склонился над костром, мальчик подошел к Лене.

— Она замерзнет, деда.

Алик оглянулся. Над ним, покачиваясь, стоял старик.

— Деда, а что, если…

Мальчик взял Лену за руку, чтобы помочь ей встать. Только сейчас он заметил фиолетовые синяки на ее запястьях. Рукав кофты был разорван на плече. В прорехе виден был такого же цвета синяк.

— Он тебя бил?

— Он меня не отпускал, — прошептала Лена.

— И все?

— Мне холодно, Алик.

Мальчик помог ей придвинуться ближе к костру и, сняв с себя пальто, укрыл девочку.

— Деда, мы должны ее вернуть.

Старик неподвижно стоял на месте.

— Они идут за тобой, деда.

Старик приоткрыл обрамленный инеем на усах и бороде рот. Казалось, он собирается огласить окрестности диким воем, но вдруг тишину разорвал иной звук, похожий на все нарастающее гудение. Подобный звук получался, когда старик начинал рассекать своим костылем воздух.

Звук все нарастал. Снег заметался из стороны в сторону под действием какой-то странной, непонятной силы. А потом появился свет, и стало видно как днем. Под действием этого света снег засверкал, заискрился. Свет приближался. Старик попытался заслониться от падающего с неба света. Мальчик обнял Лену, словно желал защитить ее.

Так же быстро, как появился, свет исчез. Мальчик видел, как он перемещается над лесом. Гудение затихало. Теперь оно было не громче далекой грозы.

— Они близко? — спосила Лена.

Мальчик посмотрел вверх, определяя направление удаляющегося света.

— Я оставил Навицкого и твоего папу в лесу. Я пустил их по ложному следу.

— А если…

Звук нарастал, и свет заскользил в обратную сторону, возвращаясь. Мальчик посмотрел на деда, стараясь найти проблески разума в его голубых глазах. Холод глубоко вонзил в старика свои зубы, как давным-давно он сам впился в горло Абеля. Теперь мальчик знал, что следует предпринять.

— Теперь все как прежде, деда.

— Вну-чок…

— Полицаи, такие как Юрин дед, и жестокие солдаты Короля-с-Запада охотились на партизан. Они посылали самолеты, и партизанам приходилось перебираться через непроходимые болота, а потом жить в землянках под осинами и березами…

— Внучок!

Мальчик тяжело сглотнул. Ему казалось, что он слышит топот сапог жестоких солдат, прочесывающих лес.

— Так все и было, деда? Правда? Вы убежали из ледяного города Гулага, а солдаты Зимнего Короля вас преследовали. Вы бежали по Стране вечной ночи, а они — за вами. Потом они отстали, и тебя преследовали другие беглецы. Но ты от них убежал…

— Внучок…

Сейчас в этом слове не было и тени злости, одна лишь грусть.

— Тогда ты одичал, деда, и сейчас ты одичал тоже. Это не твоя вина. Я в этом уверен, деда. Ты совсем не похож на Бабу-ягу. Это все не ты, это деревья… Они овладели тобой тогда, овладели и сейчас…

Мальчик не вытирал замерзающие на морозе слезы, которые текли из глаз. Теперь ему казалось, что на лице — ледяная маска.

— Но тебе нельзя попадать им в руки, деда. Нельзя, чтобы они тебя поймали. Ты должен бежать, потому что они будут охотиться на тебя. Теперь тебе, деда, точно придется одичать. Ты должен стать волком, потому что твои преследователи — собаки.

Старик, казалось, не дышал — над ним не поднимались облачки пара. Никаких «бум», никаких «чмок»… Он просто стоял и смотрел на мальчика.

— Беги, деда! Беги, деда! Беги, деда!

Мальчик, задев ногой горящие дрова, перепрыгнул костер и, подбежав к деду, обхватил руками скрюченное тело старика. А тот все стоял, словно раздумывая, откуда могут появиться его преследователи. Мальчик чувствовал, как он дрожит. Он прижался лицом к вонючей ткани пальто и почувствовал, как холодные, крючковатые пальцы старика гладят его по волосам.

— Внучок…

Мальчик отстранился. Рука старика потянулась за ним. Казалось, дед собирается схватить внука за плечо. Мальчик отрицательно покачал головой.

— Беги, деда! Беги!

Повернувшись, старик оперся на костыль и сделал шаг по направлению к камышам. Остановившись, он оглянулся. В его глазах зияла чернота, но кроме этой черноты мальчик увидел в них обрывки памяти, обвитой стеблями ежевики и шиповника.