Тайна Нереиды - Марианна Алферова

— Надеюсь, что у кочевников нет пушек. «Целий» утверждал именно это, — сказал трибун. — А если есть мощные гаубицы, то нам конец.

— Через месяц придет подкрепление, — пообещал Элий.

— Надеюсь.

— Нелепо. У Рима есть развитые технологии, наука и искусство. И мы совершенно беспомощны перед варварами с луками и стрелами.

— Когда это наука и искусство помогали выигрывать войны? У варваров есть куда более важное преимущество — они собраны в мощный кулак и подчиняются воле одного человека. И все они готовы умереть по первому приказу.

— А разве ты не готов? — Элий глянул на Рутилия в упор.

— Готов, — отвечал тот после паузы. — Но внутри меня железными крючьями раздирают сомнения. А у них нет сомнений. Никаких сомнений. Представляешь, как это здорово, когда нет сомнений?!

День прошел в хлопотах. Составлялись реестры оружия, продовольствия, скота, инвентаря, строительных материалов и людей. В мастерских по изготовлению оград и решеток оборудовали кустарный оружейный заводик. Свинцовые ящики Триона отправили на переплавку. Пули, отлитые из этого свинца, заставляли прибор Нормы Галликан рассерженно трещать.

Почти весь день Элий провел на стенах. Кочевники не появлялись. Кое-кто стал надеяться, что слухи ложны. Люди, занятые ремонтом стен, побросали работу и разошлись. Все вдруг уверились, что войны не будет. Окна питейных заведений светились всю ночь. Люди веселились, пели, как будто уже одержали победу, шатались по улицам, завязывали драки. Разгромили несколько магазинов, но городская стража быстро пресекла беспорядки.

«Нападение на пограничные укрепления Месопотамии и захват Церцезия можно приписать отдельным отрядам монголов, отправившихся на свой страх и риск за добычей. Сам Чингисхан никогда не осмелится начать войну со страной, входящей в Содружество. Царь Месопотамии Эрудий послал Чингисхану ноту протеста. Ответ пока не получен».

«Акта диурна», 9-й день до Календ апреля (24 марта)

Утром вдали появилось пыльное облако. Серый вал прикатился к городу и разбился о кирпичные стены, распавшись на тысячи и тысячи суетливых фигурок. Нисибис был окружен. Телеграфные столбы повалили вновь. Уже окончательно. Внизу на равнине кипела чужая жизнь, непонятная и пугающая. Ехали телеги, шагали верблюды и лошади, груженные скарбом, вздымая тучи пыли. Взад и вперед скакали отряды конницы. Чужими и нереальными казались в этой толчее немногочисленные фургоны с пропыленным, порыжевшим от дождей и солнца брезентовым верхом. Самих монголов было не так уж и много. Но очень много пленных. Связанные друг с другом, они передвигались табунками, подгоняемые ударами плетей.

Элий со стены рассматривал варваров в бинокль. Рутилий предрекал, что явится небольшой разведывательный отряд. Если эта армия — разведывательный отряд, то как же выглядят основные силы? Элия охватила дрожь. Он опустил руки и биноклем, не в силах дольше рассматривать прибывающие войска.

Ему хотелось спрятаться в крепости Гостилиана и не видеть того, что творится у стен. Рутилий стоял рядом и тоже рассматривал противника в бинокль. Вид у него был спокойный, почти равнодушный. Трибун знал, что главный час еще не наступил. Сейчас можно ожидать лишь пробы сил. Поэтому и нервничать совершенно ни к чему. Все не так уж плохо. Артиллерии пока не было. Несомненно, ее подвезут потом. Но каждый выигранный день — это, возможно, вырванная у Фортуны победа. Рутилий улыбнулся.

— Сколько их здесь? — спросил Элий.

— Тысяч тридцать, никак не меньше. Пленных раза в три больше, чем самих монголов. Ты знаешь их тактику. Они погонят вперед пленников, подставляя их под первый удар. Не все солдаты могут, не дрогнув, стрелять в своих.

— Отобьемся? Рутилий ответил не сразу.

— Народу у нас маловато, — сказал наконец. — Если полезут со всех сторон, то могут и прорваться. Надо послать шифрограмму в Антиохию.

И Рутилий сошел со стены. А Элий устроился за набитыми песком мешками наблюдать за передвижениями противника. Происходящее казалось бессмысленным. Люди куда-то скакали, взметая тучи пыли, небольшие отряды мгновенно снимались с места и исчезали. С помощью современной оптики грязные, покрытые синяками и ссадинами лица пленных оказывались совсем рядом. Пленники рыли траншеи и насыпали валы, в награду получая удары плетей. Элий опустил бинокль, оставив попытки разобраться в происходящем. Потом он освоится. Потом. Сейчас ему надо только выполнять команды. Он — рядовой боец и не более того. Главное — не струсить, не растеряться. Ему вообще глупо бояться — ведь он не может погибнуть.

По приказу Рутилия уже были выставлены часовые. Однако звать людей на стены не было надобности — штурма не ожидалось. Квинт уселся рядом с Цезарем и тоже принялся наблюдать за варварами в бинокль. Внезапно фрументарий затрясся от смеха. Элий поглядел на него с удивлением.

— У них луки и стрелы, — сквозь смех выдавил Квинт, — у нас лучшие в мире винтовки. А мы их боимся.

— Разве это смешно?

— Очень.

— Надо к ночи смонтировать прожектора, чтобы освещать пространство за крепостными стенами, — сказал Элий. — Варвары непременно попытаются проникнуть в город в темноте.

— Трибун уже отдал приказ.

Да, предусмотрительней Рутилия быть невозможно. Вот если бы он, Элий, был императором, он бы назначил Рутилия префектом претория. Но Элию не быть Августом. Никогда.

За размышлениями он не сразу заметил движение во вражеском стане — небольшой конный отряд мчался, ловко лавируя, прямо к воротам. Впереди скакал всадник с копьем, украшенным бычьим рогатым черепом и пучками конских хвостов. Жутковатое зрелище летящих по ветру хвостов завораживало толпящихся на стенах солдат и любопытных горожан. Следом за знаменосцем на вороном жеребце гарцевал багатур в золоченом шлеме (явно персидском, трофейном) и в лазоревом чепане. Визгливо пропели трубы. И человек на вороном коне что-то выкрикнул на своем языке, потом переводчик, грязный окровавленный грек, перевел его выкрик на ломаную латынь. Элий с трудом понял, что монгол вызывает за стены для переговоров начальника гарнизона.

Элий по привычке на мгновение закрыл глаза. Если бы можно было так просто стереть с этого мира всю грязь и подлость. Все войны. Просто не видеть, и они пропали бы сами собой…

— Это ловушка, — сказал Квинт.

— Я и сам вижу, что ловушка. И тут снизу, из города, донеслось пронзительное пение труб. Не сговариваясь, Элий и Квинт побежали вниз. Расталкивая солдат и горожан, протиснулись к воротам. Здесь уже строилась для выхода из города личная стража коменданта. Рослые парни в золоченых броненагрудниках, в шлемах с гребнями, пестрых шароварах и мягких сапожках с загнутыми носами. Впереди на белом, прыгающем как девчонка перед танцулькой коне восседал знаменосец со штандартом коменданта. Сам Мезрум в шитом золотом шелковом Халате, в карминовых шароварах из драгоценного согдианского шелка уже садился в седло. Трепыхался на ветру пучок белых перьев на его шлеме. Горели, слепя глаза, чеканные украшения броненагрудника.