Паренек из Уайтчепела - Евгения Бергер

нужной вам девушки, либо подсказать, к кому обратиться в первую очередь.

Девушка, выступившая вперед, выглядела немного иначе, чем остальные девицы борделя: светловолосая, конопатая, она открытым, бросающим вызов взглядом глядела на Джека. Высокого роста, в простом, скромном платье без единого украшения, она могла оказаться, как обычной служанкой, так и подопечной миссис Коллинз, собравшейся по делам в город. В любом случае ее предложение было кстати, и Джек, готовый за него ухватиться, без промедления отозвался:

– Мы были бы благодарны за помощь.

– Тогда не станем терять времени даром, – сказала девушка улыбнувшись, и тут же направилась к двери.

Недовольное «Мара!» из уст миссис Коллинз заставило ее обернуться.

– Это не займет много времени, – кинула она женщине. – Отведу двух джентльменов к доктору Максвеллу – и дело с концом. – И парням: – Ну так что, вы идете или решили остаться? – Ее насмешливый голосок заставил обоих поторопиться.

– Всего доброго, дамы, – попрощались с хозяйкой борделя и ее цветником смущенные парни, а потом устремились за дерзкой девицей, уже выходившей на улицу.

Подстроившись к ее шагу, они вместе зашагали по тротуару. День был солнечный, ясный, прогуливаться в такой одно удовольствие, и даже мрачные мысли, какими бы гнетущими они ни были, делались чуточку легче.

– Мама всегда такая зануда, – посетовала вдруг спутницу. – Полагает, что я веду себя недостойно благовоспитанной леди, так я и не леди, а уж тем более не благовоспитанная, – констатировала она, закатив голубые глаза. – Не тогда, когда ты родилась в борделе и знаешь всю его подноготную!

Джек удивился:

– Так эта женщина – твоя мать?

– Удивлен? – улыбнулась девчонка. – Это можно понять. У меня, знаешь ли, и братья имеются, правда, они много старше и живут своим домом. А я вот всё еще с матушкой… – И заметив, должно быть, пораженный взгляд Тодда, взмахнула руками: – Да нет, ты чего, – она хлопнула она его по плечу, – я в борделе пока не работаю. Но это пока… – Лицо ее, несмотря на вполне бодрый голос, сделалось мрачным: – Мама надеется сбыть меня богатенькому клиенту на содержание... Вот и бесится, когда я правил не соблюдаю. А мне эти правила вот как осточертели, – она стиснула свое горло руками. – Я все равно ей не дамся. И мужику не позволю творить с собой разное. Сбегу в Новый свет! Я давно все решила. – И мечтательно: – Там хорошо, говорят. Каждый живет так, как захочет... Нет ни маменьки, ни короля. Ни этих чертовых правил!

Ее развязность и сквернословие заставили Тодда смутиться, в деревне, даже девицы из простонародья, не позволяли себе таких слов, а Мара ни много ни мало была почти куртизанкой. О таких, помнится, пастор Райт особенно предостерегал в своих воскресных проповедях… И пусть в Маре не было ничего устрашающего, даже наоборот, Тодд ощущал себя рядом с ней как-то скованно и неловко. Быть может, будучи по природе достаточно робким, он просто-напросто сторонился бойких девиц. А Мара была именно из таких: все говорила и говорила, так что Тодд и слова не вставил в их с приятелем разговор до самой прозекторской искомого ими доктора Максвелла.

– Доктор Максвелл – свой человек, – сообщила, между тем, о докторе Мара. – Берет недорого и завсегда помогает, коли в том надобность возникает. Вы понимаете... – вскинула она тонкие бровки. – Маменькины девицы вечно что-нибудь да подцепят, вот и приходится доктора звать. А услуги их нынче недешевы, дерут втридорога, да еще прибедняются. Но доктор Максвелл не из таких… – Мара Коллинз дернула плечиками. – Я наведываюсь к нему время от времени, просто так, без причины, – призналась она, – он не считает женщин глупыми курицами, ни на что, кроме... ну, вы понимаете, не способными. Интересные вещи рассказывает: например, про строение сердца или кровообращение, – произнесла она по слогам. – Я до него и слов-то этих не знала... Меня только бренчать на рояле да колоть пальцы иголкой и учили по существу. Пустая трата времени, признаюсь я вам! – И заключила: – Вот мы и пришли.

Небольшое приземистое строение, стоящее в глубине одичавшего сада, никак не ассоциировалось с приемной известного доктора. Им и не было: пациентов знакомец мисс Коллинз принимал в другом месте. Они прошли к нему через калитку в щербатом заборе и высокий бурьян, и Джек спросил неуверенно:

– Ты уверена, что мы пришли, куда надо?

– Конечно, уверена. Считаешь, я совсем глупая? – И девушка побежала вперед по дорожке.

– ЧуднАя какая-то, – озвучил Тодд свои мысли, глядя ей вслед. – Болтает без умолку, да еще водится с мясником.

Джек возразил:

– Доктор Максвелл – не мясник, Тодд. Он – анатом, изучающий человеческое тело...

Но Тодд стоял на своем:

– Он покупает человеческие тела и режет их ножичками. По-твоему, он не мясник?! По-моему, никакой разницы.

Ответить Джек не успел, да и не шибко хотел вступать в прения... Только зажал нос пальцами, пытаясь заглушить пахнувшее зловоние мертвечины, принесенное ветерком. И скривился от омерзения…

– Поторопитесь, – окликнула их с Тоддом Мара, постучав в дверь.

Та вскоре скрипнула, отворяясь, и перед тремя посетителя предстал мужчина лет сорока-сорока пяти в порыжевшем от крови и других малоприятных телесных жидкостей фартуке, утирающий руки грязной тряпицей. Его в целом приятное, привлекательное лицо, выражавшее любопытство, глядело на них умными, проницательными глазами.

Сладковатый, приторный запах сделался четче, им потянуло из-за открытой двери за спиной доктора Максвелла, и Джек невольно сглотнул, борясь с тошнотой, взбаламутившей ему внутренность.

– Доктор Максвелл, мы к вам по делу! – жизнерадостно провозгласила мисс Коллинз, казалось, не замечавшая ни жуткого фартука доктора, ни отвратительных ароматов разлагающейся плоти из его лаборатории.

Тот улыбнулся ей, продолжая глядеть поверх ее головы на парней.

– Поговорим внутри, – коротко кинул он, развернувшись и последовав в секционную.

Здесь, внутри, куда парни последовали за Марой, смердело особенно невыносимо. Зловоние мертвечины, карболовой кислотой и керосиновых ламп, смешавшись в один смертоносный коктейль, ударяло буквально под дых. Заставляло слезиться глаза… И, казалось, лишало способности мыслить.

В самом центре, на секционном столе, лежал человек, вернее его бренное тело, жалкая оболочка, бесстыдно выставленная на их обозрение до самых внутренностей.

– Итак, какое у вас ко мне дело? – спросил доктор Максвелл, явно надеясь, как можно скорее вернуться к своей жуткой