Моя пятнадцатая сказка - Елена Свительская

Ночью поджигатель музея спал на простыне с черным сфинксом, счастливый, словно король на троне. А утром его опять куда-то повели. Один из полицейских казался очень знакомым…

Его опять усадили в кресле перед стеной из стекла. Он вдруг четко вспомнил, что с этого-то все началось тогда, в прошлый раз, когда его вытащили под хищные вспышки фотоаппаратов, а мэр требовал публичного извинения и коленопреклонения.

Только сегодня на него из-за стекла смотрел всего один человек. Приятная русоволосая женщина с множеством морщинок на лбу и у глаз. Странно, ей вроде б не более тридцати или около того. Она так искренне обрадовалась его появлению, что он даже смутился и немного обрадовался.

— Мой муж и следователь наконец-то выхлопотали для вас освобождение! — радостно сказала она, подходя к самому стеклу, — Жаль, вам еще два года тут ждать. Ох уж эти люди! Держать такого замечательного человека из-за какой-то сгоревшей рухляди! Нет, это просто невозможно! Но я так рада, что вас выпустят, так рада! — она дрожащими руками извлекла из сумки сверток, — Я тут вам поесть принесла. Бедненький, так давно не ели домашней еды… Надеюсь, я нормально готовлю? Ну, хоть чуть-чуть вкусно? Так хочется сделать для вас хоть что-нибудь… — Вы передадите ему? — она с мольбой посмотрела на полицейских стоящих за его спиной, — Тут просто еда. Немного домашней еды. Всего немного, передайте ему, пожалуйста! Я бы принесла побольше, но они обычно много не передают… — возмущенный взгляд куда-то вбок, на дверь ведущую наружу из того помещения за стеклом, — Ну, где же они? Сказал же, что скоро приедут…

— Вас хочет увидеть девушка, которую вы тогда спасли, — шепнул ему на ухо полицейский.

И сероглазый заключенный наконец-то вспомнил его. Тот самый, который исследовал его дело. Который позволил тогда уйти от мэра и въедливых глаз журналистов. Точнее, пытался. Телохранители мэра задержали его в коридоре и требовали, чтоб подписал ту бумагу. На которой поджигатель нарисовал черного сфинкса.

— Я хочу вас познакомить с моей семьей, — женщина тепло улыбнулась, — Когда вас выпустят, мы будем ждать вас в гости. Мы всегда будем рады вам. О, а вот и они! — мрачный взгляд на открывающуюся дверь, на выходящего из-за нее черноглазого мужчину, чьи предки явно были из какого-то южного народа, — Ну, наконец-то! Где вас носило?!

— Прости, солнце, — улыбнулся муж, — У нее живот прихватило.

— Что-то серьезное? — взволновалась мать.

— Нет, все нормально, — взгляд на растерянного заключенного, — Я очень рад, что наконец-то вас отпустят. Жаль, вам еще тут два года ждать! Так, я кого-то тут не вижу… — он повернулся к двери, словно ожидая кого-то еще.

Дверь медленно приоткрылась. И что-то в душе у заключенного вдруг встрепенулось.

В помещение по ту сторону стекла вошла девчонка десяти или одиннадцати лет. В белой футболке и светлых штанах. Высокая. Темноволосая. С черными глазами… жирно обведенными черной краской.

— Я хотела поблагодарить вас за спасение мамы, — сказала она, подняла взгляд на замершего по ту сторону стекла, и улыбнулась. — Мама мне часто рассказывала о вашей смелости. И мне очень хотелось посмотреть на вас и поблагодарить вас.

Он стоял, словно окаменев, и смотрел на нее. Молча смотрел. Смотрел и ничего не говорил.

Он всегда искал ее. Всегда искал ее взгляд и ее улыбку. Всегда искал, но не находил…

Но она сейчас стояла напротив него и ласково улыбалась ему. Совсем молодая. Худая девчонка. В обтягивающей светлой одежде. Непослушная полувзлохмаченная грива темных волос обрамляла нежное лицо, слегка смуглое. Но ее черные глаза… они были точно такими же, как и тогда. И точно так же обведены черной краской.

Заключенный вдруг вспомнил тот день. Тогда быстро забыл все, решил, что просто увидел сон.

Тогда он проснулся рано утром. В его камере была заплаканная девушка. Бледная, словно приведение. Русоволосая и стройная. Смутно знаком был этот затравленный взгляд.

Мужчина резко сел на кровати и недоуменно спросил:

— Почему ты плачешь?

— Этот ребенок… — она в отчаянии, но не сильно ударила себя по животу, — Я не хочу этого ребенка! Ребенка от… от…

— Просто Бог хотел, чтобы этот ребенок родился, — сказал он спокойно.

— Вы… так думаете? — голос девушки дрожал, по щекам потекли слезы.

— Если человек пришел в жизнь, значит, Бог так захотел. Я так думаю. Но я не в курсе, как там все устроено и почему.

Поднявшись, прошел мимо нее в туалет. Ему казалось, будто все еще спит. А все эти непонятные виденья были так похожи на сон. Все эти непонятные виденья, которые преследовали его.

Когда он вернулся из туалета, камера была пуста. Казалось, будто вдалеке удалялся топот чьих-то ног. Но ему столько всего казалось, что он уже привык. Может, просто устал. Да и голова разболелась, когда пытался понять, почему ее лицо кажется ему знакомым?..

— Мы все хотим вас поблагодарить, от всей души, — нарушил молчание журналист, — Приглашаем к нам в гости, когда вас выпустят. Вы всегда будете желанным гостем в нашем доме.

А он просто молча смотрел на нее. Просто молча смотрел.

Он столько искал ее. Так долго искал ее взгляд и ее улыбку. Искал и наконец-то нашел.

И, наконец, мужчина улыбнулся. Ей. Только ей одной. Улыбка девочки стала еще шире. Все, что говорили потом ее родители как-то прошло мимо сознания. Просто заключенный был так счастлив, что почти ничего не соображал.

В камере он лег на пол и попробовал отжаться.

Она такая худенькая и хрупкая. Ему надо стать сильным, чтоб смог защитить ее. Сокамерники поначалу смеялись над его неловкими попытками, потом один медленно слез со своего места, подошел и предложил показать упражнения попроще, для начала. Мужчина радостно кивнул. В его серых глазах были осмысленность и какой-то непонятный и радостный свет, освещавший его лицо. Казалось, будто он стал каким-то другим. Словно наконец вышел из огненных объятий в мягкую ночь, глотнул легкого прохладного ветерка и опять ожил.

Ночью ему приснилось разрушенное поселение и поля с засохшими посевами. Торжественная свита, сопровождающая роскошно одетую молодую женщину. Белое платье облегало ее фигуру. На шее было массивное золотое украшение с бирюзой. На голове сиял в солнечных лучах убор с золотой птицей. Простые земледельцы смотрели на свиту и на богатую госпожу, раскрыв рот. Вот эти люди приблизились. И женщина с золотым убором на голове ласково приветствовала их. Сказала, что фараон искренне расстроен несчастиями, постигшими его народ. И посылает еду и вещи для новых домов им в помощь. Сама своими руками раздавала дары людям, измученным жарой и несчастьями. И такое сочувствие, такая боль были в ее черных глазах, густо обведенных черной краской, что стало понятно, кто придумал послать помощь жителям их поселения.

Высокий мальчик-подросток смотрел на нее во все глаза, с глубоким восхищением. Когда она остановилась перед его отцом и передала ему дары из казны, он не выдержал, ступил к ней: