Хромосома Христа, или Эликсир бессмертия - Владимир Колотенко

– А помнишь, как Стае напился на моих именинах? И стал приставать…

– В тебя многие были влюблены, и Стае, и Шут, и, кажется, даже Юра…

– Который из них?

– И Черненко, и Маврин, и даже…

– Только не ты.

– Ты очаровала всю нашу команду. Тебе тогда стукнуло…

– Я положила конец их ухаживаниям, как только ты… Я была от тебя без ума.

А вот этого я не знал. Это было первое ее признание, затем были еще и еще… Были минуты, когда мы, не переставая жевать, пристально вглядывались друг другу в глаза и улыбались. Мы изучали друг друга. Да, мы стали другими. У нас появились незнакомые жесты, не все слова, с которыми мы обращались друг к другу были понятны. Мы стали чужими? И да, и нет. Мы стали менее близкими и более незнакомыми. Между нами пролегла полоса отчуждения, которую мы старались теперь преодолеть. К этому мы были готовы, тем не менее требовалось время, чтобы мы снова срослись душами, как это было тысячу лет тому назад.

– Что ты знаешь о наших, где они?

Я сказал, что потерял всех из виду.

– Эля, Шут, Инна, Юры?.. Юра Маврин мне тоже нравился. Как у него сложилась жизнь?

Этого я не знал, хотя этот вопрос меня тоже интересовал.

– А о Черненко ты что-нибудь слышала? – в свою очередь спросил я.

Аня помолчала, отвела взгляд в сторону, затем произнесла:

– Ерунда какая-то. Он то ли умер, то ли уехал в Африку. Чушь какая-то. Я не помню, откуда у меня эти сведения. В Африку или в Австралию…

– Хорошенькое дело, – сказал я, – то ли умер, то ли уехал…

Когда кофе с молоком, который принес нам, облаченный во все белоснежное, высоченный африканец, был выпит, Аня промокнула салфеткой губы и выставила на стол, словно на витрину, свои изумительной красоты загорелые предплечья. Оперевшись локтями о белую скатерть, она вытянула шею и бережно уложила подбородок на сложенные в замок красивые пальчики с ярко-красными ноготками.

– Хорошенькое дело, – повторил я, думая о Юре Черненко, – он тоже сейчас нам нужен, как воздух. Да и Маврин бы не помешал.

– Сейчас – непременно! – улыбнулась она. – Как же мы без него?

Я пропустил ее иронию мимо ушей. Тем не менее, я прекрасно понимал: мы и без Юры, что гитара без струны. Никакой музыки у нас без него не выйдет.

– Ну, – сказала она, – что дальше?

– Я найду и его.

– Я не сомневаюсь. Ты зачем приехал?

Ее черные зрачки, как два жерла стволов были нацелены мне в глаза. Я сделал попытку отшутиться.

– Красть тебя, зачем же еще.

Она не произнесла ни слова. Глаза ее ни разу не мигнули.

– Ты по-прежнему такой же ненасытный. Тебе надо покорить весь этот жадный мир. Зачем, ответь мне – зачем? Ведь этих людей не изменить. Ты посмотри, – Аня кивнула на посетителей кафе, – посмотри, как они жрут. И этому ведь конца никогда не будет. Их жадность к еде неистребима, им не нужны никакие перемены. Ведь так?

Я попытался объяснить ей наши ближайшие планы.

– Мы в Чикаго…

– В Чикаго?

– Мы туда перебрались недавно…

– Вы тянули меня в Москву, а теперь вдруг у нас выпер Чикаго?

Это «выпер» она произнесла с усмешкой и удивлением. Для нее наш переезд в Чикаго был полной неожиданностью. Я коротко рассказал о причинах нашей передислокации в Америку. Она слушала, затем убрала руки со стола и наклонилась вперед.

– Поцелуй меня, – сказала она.

– Юль, но-о-о…

Это была уже полная неожиданность для меня:

– Здесь, – спросил я, – прямо здесь? Совершенно не заметив свое нежное «Юль», которое неожиданно прилепил Ане.

Она только смотрела на меня.

– Прямо, – затем сказала она.

Я привстал с пластикового кресла, потянулся всем телом и чмокнул ее в щеку. Она не шевельнулась. Только по-прежнему молча смотрела на меня, наконец, улыбнулась.

– Ладно, – сказала она, – рассказывай, что там у вас. И кто такая эта твоя Юлия?..

Я так и не сообразил, почему она вдруг спросила о Юлии.

Странно и чудно устроен человек! Если бы я стал рассказывать, дотошно убеждать, приводить весомые доводы, просить, наконец, требовать или умолять, если бы я под угрозой жизни стал вынуждать Аню круто изменить ее дальнейшие планы на жизнь, у меня ничего бы не вышло. Она бы даже не рассмеялась. Я знал это, чувствовал всем своим нутром. Тем не менее, я рассчитывал на ее понимание и не собирался отступать. Никогда не сдавайся! В трудные минуты у меня всегда возникал перед глазами перекушенный надвое жестоким черным клювом надменной цапли зеленый лягушонок, ухватившийся в предсмертной судороге своими слабеющими передними лапками за длинную тощую шею своего заклятого врага. Никогда не сдавайся! Мне трудно было представить себе Аню в роли цапли, но себя я в тот момент чувствовал беспомощным лягушонком. Целый час я о чем-то говорил. Аня слушала, не перебивая. Это был набор давно заученных фраз, тотчас приходящих на ум, когда это нужно, скажем, при чтении лекций или когда делаешь доклад на симпозиуме, было и несколько предложений из моей нобелевской речи, очень понравившейся шведской королеве, что-то еще о совести и чести, о вечности и совершенстве и снова о вечности, обычный поток сознания, который невозможно остановить, когда входишь в раж, слова о смысле жизни каждого из нас и человечества в целом, речь сумасшедшего, предназначенная для неподготовленных красивых, заалевших ранней зарей, коралловых женских ушек с ослепительно сверкающими бриллиантиками, угнездившимися на прелестных мочках.

– И сегодня, – говорил я, – наша нить уже ткется, а завтра…

Я рассказывал ей прелестную сказку о Белоснежке и семи гномах, о бароне Мюнхгаузене и оловянных солдатиках, о… И ни слова о победе над смертью. И ни слова о Царствии Небесном и, тем более, о Христе. Я говорил быстро и уверенно, не переставая держать под контролем ее глаза, и когда заметил в них легкий налет усталости и зарождающейся тоски по тишине, тут же поспешил им на выручку:

– …и мы попытаемся с тобой все это прекрасно построить. Тебе нравится такая Пирамида?

Аня ничего не сказала, но глаза ее оживились.

– Ты хочешь клонировать Ленина? Зачем он тебе? – спросила она.

Мне не хотелось спорить о Ленине, он ведь будет только моделью.

– И вот еще что, – продолжил я с тем же напором и вдохновением, чтобы вызвать у нее реакцию нетерпения, – мы обязательно добьемся того, чтобы это была Пирамида Духа! Мы наполним ее…

– Хорошо, – прервала меня Аня, – поехали.