Цветы к сентябрю - Николай Станишевский

И… я всё-таки попробовала тебя…

Нет, если быть точной, тебя попробовала Джина…

А, впрочем, какая разница?..

Это случилось на шестом году твоей совместной жизни. С утра Джина позвонила Дженни и пригласила Её встретиться с общей подругой, которая оказалась в Кембертауне проездом. Они много шутили, вспоминали и, естественно, пили вино. Незаметно Джина подсыпала в бокал Дженни клофелин, и уже через двадцать минут та спала ровным, глубоким сном праведницы.

Являлась ли Она таковой? Кто знает…

Джина переоделась в её одежду и поехала к тебе.

В тот день ты задерживался на работе. Ты позвонил, Джина взяла трубку, но разговаривала шёпотом, и ты не заметил подмены. Как она ждала твоего приезда! Какие неописуемые любовные сцены рисовало её воображение!

Когда вы оказались в постели, Джина попробовала воплотить свои фантазии в реальность. Она думает, получилось неплохо. По крайней мере, ты обратил на это внимание, сказав, что супруга вела себя необыкновенно. Но при этом продолжал называть Джину именем своей жены.

Ты не заметил подмены, Ник!

Именно тогда Джина поняла, как ты любишь Дженни. Это произошло в одну из сентябрьских ночей, и она всей душой возненавидела этот месяц! Она осознала, что все её попытки бесплодны. Она поняла, что ты Её никогда не оставишь.

И ушла, словно побитая собака.

И вот, два года назад, она решила все повторить. Она сделала операцию по восстановлению девственности и пришла к тебе, назвавшись своим именем. Она выдумала красивую сказку, Ник, и ты в неё поверил. На этот раз она добилась, чего хотела. Но голая любовь её больше не интересовала. Теперь она была практичной и расчётливой. Правда, осуществить замысел до конца опять не удалось.

Теперь ты все знаешь, Ник…

Или почти все…

Если говорить откровенно, я завидую. Я считаю, нет разделения зависти на «чёрную» и «белую» — люди сами это придумали, чтобы было легче скрывать извращённые стороны характера. Я не пытаюсь ничего скрывать, хватит, я и так носила маску слишком долгое время. Зависть разъедает меня изнутри, выворачивает наизнанку, сжигает душу и разрывает сердце раскалёнными добела щипцами. Я не смогу жить поблизости, Ник, по крайней мере, сейчас. Думаю, лучше уйти, тем более, ты РАЗРЕШИЛ мне это сделать.

Когда я начинала писать дневник, я считала, что найти его кому-либо будет невозможно. Интересная штука — жизнь! В итоге, получилось наоборот! Я оставляю тебе то, что будет хотя бы изредка напоминать обо мне. И мне хочется верить, что, когда ты будешь читать эти строки, ты увидишь между ними моё лицо…

Единственное, о чем я действительно сожалею, что отныне ты не сможешь дарить Дженни цветов к сентябрю…

P.S.S.

Я закрываю тетрадь, подхожу к окну и ещё долго смотрю на безрадостный, осенний пейзаж. В вое ветра, сотрясающего Дом, мне слышатся дикие, чужие голоса. Я знаю, о чем они хотят рассказать, и в эту минуту я особенно остро чувствую холодное дыхание ненавистного сентября.

9 сентября 2004 года

Сейчас, когда при свете свечи я гляжу на эти строки, я не могу понять, как всё это могло произойти.

Как случилось, что я усомнился в человеке, который безумно любил меня на протяжении многих лет и старался сделать всё, чтобы скрасить моё жалкое существование в жестоком, беспощадном мире?

Как я мог сознательно обречь его на столь долгие и мучительные страдания?

Как я мог взять и предать его?

Я знаю, мне нет прощения. Что бы я теперь ни сделал, это не искупит и малой части грехов, совершенных по отношению к моей супруге. Поэтому мне ничего не остаётся, как собрать, воедино все три исповеди, обобщить мысли и чувства и, в конечном итоге, подарить это покаяние жене в день её рождения.

Нельзя забывать об ошибках, которые ты совершил, иначе впоследствии, ты совершишь нечто большее и ужасное, такое, что исправить, увы, будет невозможно.

Простила ли меня Дженни? Думаю, нет.

Наверное, правильно сделала.

Теперь до конца дней я буду вымаливать у Неё прощение, чего б оно мне не стоило. И, может быть, однажды, лёд в Её душе, наконец, растает. Главное, что Она не оставила меня, и в жизни вновь появился человек, ради которого стоит жить.

Бедная моя девочка!

Как я хочу, чтобы твои дни были светлыми и солнечными, а серые тучи отчуждённости и непонимания покинули небосвод. Я знаю, этого не случится, пока я не постараюсь сам. Обещаю, что сделаю все возможное.

Когда правая рука устаёт, я встаю, подхожу к окну и подолгу смотрю на безрадостный пейзаж, который окружает Дом с восточной стороны. Я вижу, как волны холодного северного моря в гневе бросаются на черные обнажённые скалы, потом откидываются назад, и глубокие, тёмные воды долго колышутся, словно хотят напомнить мне о том ужасном проступке, который я когда-то совершил.

Я стою, смотрю в окно и твёрдо знаю, что сейчас откроется дверь, в комнату заглянет Дженни, и я услышу знакомые до боли слова:

— Ник, ну почему ты опять сидишь в темноте?

Почему?

Потому что я закончил писать наш общий дневник. Пусть читать его будет не совсем приятно, зато написан он правдиво, без искажения реальности и сокрытия фактов.

Может быть, кто-нибудь, где-нибудь, когда-нибудь найдёт наш дневник и прочитает его.

Может быть, он поймёт, что на свете действительно существует настоящая, безграничная любовь.

Но, может быть, дочитав его до конца, он увидит между строк то, чего раньше не смог увидеть я. Что всю оставшуюся жизнь я буду дарить своей единственной Дженни цветы к сентябрю.

21 августа 2003 г. — 11 июня 2004 г.

Николай Станишевский родился в г. Гурьев Казахской ССР в 1963 г. В 1988 году окончил Горьковский государственный педагогический институт по специальности «переводчик». Профилирующий язык — английский.

Работал по специальности в Северной Африке. В 2005 году окончил Российский государственный гуманитарный университет по специальности «юрист-правовед». В настоящее время работает директором собственной юридической компании. В свободное время занимается созданием документальных фильмов и аудиокниг.