Песня для зебры - Джон Ле Карре

Затем первый направился по гравийной дорожке к дому и открыл входную дверь, чтобы пропустить меня внутрь, тогда как второй, насвистывая какую-то мелодию, замыкал процессию. Непринужденность нашего диалога объясняется просто. Это были те самые два блондина, что в застегнутых на все пуговицы блейзерах охраняли дом на Беркли-сквер. Соответственно, они знали меня как человека смирного. Им запомнилось, что Бриджет притащила с собой мямлю, который беспрекословно отдал им сумку, как было велено, ждать уселся, где сказали, и ушел хвостом за Макси. Согласно психологии своего ремесла, они относили меня к категории бесхребетных неудачников, что и обеспечило мне, как я теперь понимаю, необходимый элемент неожиданности.

Когда мы вошли в гостиную, первый парень находился примерно в полутора метрах от меня, его движения несколько стеснял мой рюкзак. От природы самоуверенный, он шел спокойно, не ожидая нападения.

Хорошего пинка хватило, чтобы он кубарем полетел по полу. Второй как раз закрывал входную дверь. Еще на Беркли-сквер я отметил, с какой неохотой, чуть ли не с обидой, он выполнял свои обязанности. Так было и сейчас. Подхватив мою сумку, он, вероятно, решил, что можно расслабиться. Точный удар в пах расслабил его окончательно.

Теперь между мной и Филипом не осталось преград. Я одним прыжком перемахнул через всю комнату, и в следующий миг мои руки сомкнулись у него на горле, утопая в отвратительных жирных складках. Толком своих намерений я не понимал, да и по сей день в них не разобрался. Помню только, как смотрел на бежевые кирпичи камина за спиной у Филипа и думал, не размозжить ли о них его ухоженную седую голову. На нем были серый костюм, белая рубашка и дорогой галстук из красного муара, коим я безуспешно попытался воспользоваться вместо удавки.

Мог ли я задушить его? Конечно, разум у меня помутился, как выразился бы мой дорогой покойный отец, а сил было не занимать, но тут один из охранников вырубил меня не то дубинкой, не то чем еще — этого я уже не увидел. Три месяца прошло, а у меня до сих пор, помимо прочих ссадин и синяков, слева на затылке шишка размером с куриное яйцо.

Когда я пришел в себя, Филип, целый и невредимый, стоял у камина в обществе почтенной седовласой дамы в твидовом костюме и удобных туфлях на невысоких каблуках — не успела она произнести свое коронное “Брайан, дорогой”, как я безошибочно признал в ней Сэм. Она точь-в-точь походила на дам-рефери с Уимблдонского турнира, которые с высоты своих судейских кресел то и дело советуют игрокам, бегающим в двух метрах под ними, не забывать о приличных манерах.

Вот, пожалуй, мои первые впечатления после того, как ко мне вернулось сознание. Сначала я никак не мог понять, куда же подевались блондины, пока не повернул голову и не увидел их через открытую дверь: они сидели в коридоре, уткнувшись в телевизор с выключенным звуком. На экране шли международные соревнования по крикету, и австралийская команда проигрывала матч. Посмотрев в другую сторону, я с удивлением обнаружил, что в комнате присутствует еще и ангел-писец[55], причем явно мужского пола. Он уютно устроился за письменным столиком в эркере, который я в первый момент спутал с эркерным окном в пансионе мистера Хакима. Солнечный свет, лившийся из окна, превращал его в божественное создание, хоть и с проплешиной на макушке и очками на носу. Переносной столик с перекрещенными ножками был приспособлен для походных условий: быстренько сложил — и в бой. Как и Филип, ангел нарядился в костюм, но лоснящийся, точно у шофера. Он скрючился над столиком совершенно в духе диккенсовского персонажа — мелкого клерка, боящегося, как бы его не уличили в недостаточном усердии.

— А это, дорогой Брайан, Артур из Министерства внутренних дел, — пояснила Сэм, заметив мой интерес к ангелу. — Артур любезно согласился помочь нам все уладить на официальном уровне, не так ли, Артур?

Он не удостоил ее ответом.

— Артур представляет исполнительную власть, — уточнил Филип. — Ни у меня, ни у Сэм подобных полномочий нет. Мы всего лишь консультанты.

— А Ханна в надежных руках, не волнуйся, — продолжала Сэм в своем неподражаемом тоне. — Она свяжется с тобой, как только доберется домой.

Домой — это куда? К мистеру Хакиму? В общежитие медсестер? В “Норфолк Мэншнс”? Для меня понятие “дом” в последнее время стало крайне расплывчатым.

— Ханна, к великому нашему сожалению, нарушила условия, на которых ей была выдана британская виза, — разъяснила Сэм. — Поэтому Артур к нам и пришел. Чтобы все подтвердить, не так ли, Артур? Ханна приехала в Англию в качестве медицинской сестры, чтобы сдать экзамены, дай ей бог здоровья. И чтобы приносить пользу своей стране, когда вернется. Но не для того, чтобы заниматься политической агитацией. Это в ее обязанности, согласно должностной инструкции, вовсе не входило, верно, Артур?

— Никоим образом, — подтвердил Артур из своего орлиного гнезда в эркере; он сильно гнусавил. — Там сказано: “только медсестра”. Если хочет лезть в политику, милости просим на родину.

— Ханна принимала участие в маршах протеста, Сальво, — печально сказала Сэм. — И не однажды, увы.

— В каких еще маршах? — спросил я, пробиваясь сквозь туман в голове.

— Против войны в Ираке, хотя это ее совершенно не касалось.

— Прямое нарушение, — поддакнул Артур. — А еще — в связи с Дарфуром, что тоже не ее дело.

— Не говоря уже о ее поездке в Бирмингем, носившей откровенно политический характер, — не унималась Сэм. — А теперь вот еще и это.

— Это? — переспросил я то ли вслух, то ли про себя, не помню.

— Материалы ограниченного доступа, — смачно выплюнул Артур. — Получение, хранение и передача иностранной державе. Она так вляпалась, что дальше некуда. Мало того, получатель означенных материалов связан с неправительственными вооруженными формированиями, а это уже чистый терроризм.

Ко мне медленно, но верно возвращалась способность мыслить.

— Так она же пыталась предотвратить противозаконную войну! — неожиданно для самого себя крикнул я. — Мы оба пытались!

Филип, как всегда, дипломатично вмешался, чтобы разрядить атмосферу.

— Ну, суть вовсе не в этом, — мягко заметил он. — Просто нельзя превращать Лондон в тихую гавань для зарубежных политических активистов. Особенно если они приехали в Англию по визе медсестры. Ханна и сама полностью с этим согласилась, не вдаваясь в юридические тонкости, правда, Сэм?

— Да-да, когда мы ей объяснили суть проблемы, она повела себя безупречно, — кивнула Сэм. — Расстроилась, естественно. Но не стала просить адвоката, не канючила, не буянила, без возражений подписала все бумаги. Потому что понимала: так для нее лучше. И для тебя тоже. И, конечно, для ее сынишки: он ведь ее главная радость и гордость. Ноа. До чего славные имена они дают детям…