Время жизни - Роман Корнеев

Миджер мучительно шевелил во рту языком, растаскивая вязкую слюну по зубам. Шумным глотком горький комок упал в пищевод. Теперь можно говорить.

– Атака… атака состоялась?

Сержант коротко бросил взгляд в пространство – сверялся с хронометром нейроконтура.

– Минус двадцать одна. В полете тряхнет. Не волнуйся, все будет ок. Так, инж?

«Так точно, сардж».

Значит, он все-таки успел. Если это не удар вслепую по максимально достоверным целям. Он до сих пор не уверен, что маяк сработал… проклятие.

Там-та-тара-там-тадам, почему никак не исчезает эта мелодия?

– Сержант, наверху получали мои записи? Или вы нашли меня…

– Я же сказал, не волнуйся, ляг обратно. Сигнал получен, подтверждение от штаба пришло. Я понимаю, что мы не могли тебя так быстро найти. Я же говорю – тебе просто повезло, курсоуказание просто вывело нас точно на тебя, сканеры бы ничего не дали – слишком большая территория. Похоже, вы дрались точно там, куда шли. Отойди вы в сторону километра на три – мы бы не успели тебя забрать. А сигнал твой наверху получен, в точности как и другие, до того. Ты успел, ты сделал свое дело.

Почему он не чувствует долгожданного облегчения? Будто цель его была – в другом, не в треклятом сигнале.

Миджер отвернулся от продолжавшего его увещевать сержанта, прикрыл веки, притворяясь безумно усталым, которому дай только волю – заснуть. Он и правда смертельно устал. Но сон не шел, как не шло успокоение. Чего-то в этом всем ему недоставало. Только чего?

Сквад принялся по расчету проверять закрепление блоков в гнездах, проверили и оборудование вокруг лежанки Миджера. Готовились к грозе. Гроза сегодня будет знатная, подумал он.

Пискнул у изголовья переговорник, едва слышимый через прикрытый фонарь штурмового шлема голос сержанта что-то сосредоточенно забубнил, потом смолк, выслушивая ответ. Начальство в штабе суборбитального флота желало лично, не через текстовый канал, расспросить о ходе операции спасения. Могильщикам сегодня повезло – спасли хоть кого-то. Бесполезного планетника из сил самообороны.

– Парень, тебе привет из штаба. Тебя там ждут… м-м… люди. Они хотят с тобой встретиться.

Миджера позабавила нотка неуверенности в словах сержанта. Такая сомневающаяся пауза между словами. Кто там его, Миджера, может ждать? Делегация с цветами? Вряд ли они пустят сейчас к нему маму… мама.

Да, дома его ждала мама. Мысленно она его уже похоронила, Миджер это знал, чувствовал. Так же она отнеслась когда-то и к отбытию отца на фронт. Сразу смирилась со смертью. И после этого радовалась любому вернувшемуся, как будто они восставали из могил. Отец не вернулся. Чуда не произошло. Миджер вернулся. Чудо произошло.

Он глядел на чистое небо Имайна в узкую щель иллюминатора до самого момента, когда оно вдруг вспыхнуло и сразу потемнело. Удар сотряс бот гораздо позже.

И наступила долгожданная тишина.

Миджер возвращался домой. Играла в голове свое там-та-тара-там-тадам странная песня.

Но лучше бы его там никто не ждал.

Я стоял на балконе одного из средних уровней, скукожившись под неожиданно сильными порывами сырого ветра.

Я плохо помнил, как туда попал, и совсем не представлял, что делать дальше. Все то, что осталось за моей спиной, в прошлом, казалось миром теней, в котором ничто не было реально, где царили оживленные чьей-то неведомой волей безжизненные фантомы, холодные призраки того, что другие называли жизнью.

Я, Майкл Кнехт, вырвался из расставленной на меня, меня одного, ловушки. И теперь пытался понять, какие мои воспоминания имели хоть толику общего с реальностью.

Голова раскалывалась от сомнений, поскольку то, что творилось в последние дни, месяцы, долгие годы, предстало теперь передо мной в совершенно ином свете. Мне чудилась клетка, достаточно просторная, чтобы загнанный в нее зверь не подозревал о своем пленении, но достаточно прочная, чтобы он даже не помышлял из нее бежать, почитая ее существование за очередной смутный закон природы.

Да, точно так могут подумать о своей жизни буквально все жители планеты Земля, но по какой-то прихоти судьбы мне было даровано несчастье видеть истинный облик этих стен, чувствовать в себе силы их разрушить, вернуть себе волю, попробовать вновь обрести смысл жизни, без гнета этого холодного сосредоточенного на тебе взгляда.

Я его и сейчас чувствовал, несмотря на дальность расстояния, он был таким же острым, таким же неумолимым. Он от меня что-то хотел. Ему было мало моей боли, мало потери Коры, мало моего одиночества. Я чувствовал – даже то, с какой легкостью я покинул его казавшееся непреодолимым узилище в глубинах безымянной башни, не впечатлило его ни на секунду. Он продолжал меня вести. И это приводило меня в ярость.

Я знал, что мир вокруг меня существует, хрустальные царапины на моей коже невозможно подделать, но законы этого мира не желали вступать в согласие с известными фактами, мне приходилось вертеть их так и сяк, борясь с тошнотой, подкатывающей к горлу, стараясь отвлечься от гулко стучащего в моей голове метронома.

Нужно что-то делать.

Я заставил себя разомкнуть веки навстречу ветру, выпрямляясь перед невысокими перилами балкона. Средние уровни. Граница водораздела между верхним и нижним мегаполисом. Здесь уже дует ветер, сюда заглядывает солнце, но здесь все равно пахнет смрадом жилых этажей.

Наверху – то же, что внизу, только выглядит все чуть краше и чуть шире открываются горизонты. Болото, слегка прикрытое ряской и туманом человеческих испарений. Ни у кого нет шанса из него выбраться. У меня – есть.

Дрожь по спине. Какие кошмарные мысли меня посещают после неожиданного освобождения. Смотри, как высоко отсюда падать – я перегнулся через поручень, вглядываясь в изрезанный электроканатками и стальными прочерками монорельса клубящийся мрак. Ты сумел забраться высоко. Всего каких-то два дня назад ты червем полз в жарких глубинах подземных ярусов, пытаясь просто заработать денег, и вот, ты уже наверху – а что изменилось? Одни загадки сменились другими, сил прибавилось, но прибавилось ли знания об окружающем меня мире…

Увы.

Оглянись вокруг, ты полагаешься на свой новообретенный хрустальный мир, но ты не понимаешь, что он такое. Ты попал в поле зрения чужой воли, но не знаешь ничего о ее целях.

Я стоял и вспоминал, что у меня было и чего я лишился, похоже, навсегда.

Мой дом… вряд ли я туда когда-то вернусь. Мама… мама умирает в больнице, но я так и не знаю, чем ей помочь. Мартин – скорее всего остался пленником той башни на далеких окраинах. Кора – просто исчезла.

У меня не осталось ничего.

Что же мне теперь делать.

Стоило ли с такой поспешностью бежать из того места, где у меня было куда больше шансов получить ответы на свои вопросы? Стоило. Потому что мне нужно учиться выбирать собственную дорогу. В том возрасте, в котором я неожиданно встретил самого себя, это непросто. Но нужно постараться.