Любимый плут - Дина Джеймс

– Ставлю пять фунтов на Питера, – миссис Шайрс хмыкнула при виде осуждающего лица Марии и подтолкнула своего соседа: – Ты – жулик моего сердца.

– Скорее бы появилась полиция, – сказала Мария.

Берт направился к выходу:

– Кончай с ним, Джек, – хрипло позвал он. – Сюда идут легавые.

Джек Ронси сумел ответить ему только кивком. Его зубы были оскалены, из рассеченной брови текла кровь. Он сделал финт направо, затем налево.

Питер парировал удар предплечьем и провел ответную атаку. Джек Ронси хрюкнул, когда правый удар сбоку угодил ему в ухо.

– Идем, Джек, – снова позвал его Берт. Он наклонил голову набок, прислушиваясь. – Я слышу их проклятые свистки, Джек. Пардон, мэм, – он кивнул Эйвори и сбежал.

– Милый молодой человек, – заметила та. – Возможно, мне понадобится еще один охранник.

Мария вытаращила на нее глаза.

– Где же эти полицейские? – воскликнула Мелисса.

– Когда они нужны, их никогда нет, – мрачно заявил Джоко.

Питер всхрапнул, когда Джек отдубасил его по ребрам справа и слева.

– Всыпь ему, Питер! Его помощник сбежал, – крикнула Эйвори.

Мелисса ахнула и зажмурилась. Мария отвернулась, хотя ей было ясно, что только они с сестрой не получали удовольствия от зрелища. Проживи она еще пятьдесят лет, все равно не смогла бы понять свою нанимательницу, которая встала на место Берта, чтобы лучше видеть потасовку, и, усмехаясь, подталкивала Джоко в ребра.

Пронзительная трель полицейского свистка донеслась до них с улицы.

Питер и Джек Ронси замерли на месте. Их горящие глаза встретились сквозь окровавленные кулаки. По обоюдному согласию они отступили друг от друга. Питер кивнул головой по направлению к окну:

– Беги туда, Джек.

– Верно говоришь, Пит.

– Он позволяет ему уйти! – запротестовала Мария.

– Конечно, – усмехнулся над ней Джоко. – Они же друзья.

Позже, когда полисмены отбыли с отчетом к инспектору Ревиллу, пятеро оставшихся в особняке собрались за столом на кухне. Мелисса стала готовить чай, Эйвори принялась обрабатывать раны и ссадины на руках Питера.

Тот смотрел на хозяйку с обожанием, заметила Мария. Невзирая на то, что она видела его разгневанным и в драке, ей следовало бы по-прежнему считать, что Питер и в самом деле их дорогой «святой». Конечно, ведь святые могут быть одновременно и воинствующими.

Джоко еще раз поздравил Питера. Миссис Шайрс похвалила его правый удар сбоку. Питер грелся в лучах их восхвалений.

Мария наблюдала за ними всеми. Она была до глубины души возмущена тем, что и дворецкий, и Джоко позволили Берту и Джеку Ронси сбежать. Эти люди причинили боль ее сестре, держали ее взаперти и очень старались вернуть в рабство и принудить к проституции. Их нужно было посадить в тюрьму и сослать, или даже повесить.

А присутствующим здесь следовало бы обсудить, как положить конец злодействам «Лордс Дрим». Но вместо этого они обсуждали подробности драки.

Она недоуменно покачала головой. Ничего, совсем ничего не осталось от того мира, каким он казался ей всего лишь месяц назад. Все правила, по которым жила она сама и старалась наставлять Мелиссу, полностью изменились.

Пытаясь осмыслить все происшедшее, Мария подвела ошеломляющий итог, перевернувший все с ног на голову. Степенная вдова пэра оказалась какой угодно, только не степенной. Она даже выразила сочувствие негодяю Берту, отдав ему свой носовой платок. Ее дворецкий оказался боксером и приятелем сутенера, избившего его же на мостовой. Вор говорил и выглядел как джентльмен с моральным устоями, достойными по-пуритански строгого епископа. Мелисса была похищена членом парламента. Саму же ее вместе с Джоко разыскивает полиция. И еще – она влюблена в вора.

– Тебе лучше? – спросила Эйвори.

– Да, мэм, – кивнул Питер. – Гораздо лучше.

– Ты побил его, – одобрительно сказала ему хозяйка.

– Джека Ронси? Трудно сказать, – Питер напряг мышцы рук. – Он всыпал мне не меньше, чем получил от меня. Мы с ним давно друг друга знаем.

Мелисса разлила чай по чашкам из китайского фарфора. Питер с благодарностью выпил его, Джоко поморщился, что чай слабый, но тоже выпил.

– Что мы будем делать? – взглянула на окружающих Мария.

– О, они нас больше не побеспокоят, – сказала Эйвори, положив руку на плечо своего дворецкого. – Питер с ними здесь быстро расправится.

– Так не пойдет, – покачала головой Мария. – Мы же не хотим, чтобы они вернулись, поэтому должны что-нибудь сделать. Иначе Мелисса никогда не будет в безопасности.

– Она права, – убежденно кивнул Джоко. – Прошлым вечером они приходили за мной, а сегодня – за Мелиссой. Это, наверное, проделки старика.

– Лорда Монтегю! – содрогнулась Мелисса.

– Он хочет, чтобы кто-нибудь заплатил ему за смерть сына.

– Но это был несчастный случай. Я никогда не забуду этого, – сжала руки Мелисса. – На крыше было сыро и очень скользко, ветер сбивал с ног. Везде текло, мои лодыжки то и дело подворачивались, хотя я была босая. Я не представляю, как он пробирался там в кожаных ботинках.

– А тот человек, который гнался за вами? Он мог столкнуть его?

– Чарли? Я сомневаюсь. Он успел сделать буквально один шаг, как поскользнулся и повис вниз головой за окошком. Джордж потянулся вверх, чтобы ухватиться за мою руку и упал.

Джоко поставил на стол чашку, не допив чай. С видом человека, принявшего решение, он встал:

– Я пойду к Ревиллу.

– Не пойдешь, – испугалась Мария. – Он арестует тебя.

– Вряд ли. Если бы он рвался схватить меня, то заплатил бы Доджеру, чтобы тот меня выследил.

– Но ты же собирался оставить Лондон, чтобы скрыться от него.

Джоко взглянул на нее в упор:

– А я не передумал, Рия. Наступило молчание.

– Ох, мой милый мальчик, – вздохнула Эйвори.

Густой запах лилий и пчелиного воска висел в воздухе. Печальная органная музыка затихала.

Преподобный Томас Динсмор одарил собравшихся благословляющей улыбкой. Странность происходящего, казалось, совсем не смущала его. Факт, что они с Евангелиной отправляют службу в главном салоне «Лордс Дрим», не вызывал у него ни малейшего замешательства. Он восхвалил возможность оказаться среди грешников и помолиться за тех, кто захочет встать на праведный путь. И выразил надежду, что те из них, кто не сможет обратить свои деяния во славу Бога, конечно, согласятся внести щедрое пожертвование на его святые дела.

Елейный взгляд Динсмора остановился на женщине в черном, спрятавшей лицо под плотной вуалью. Она, сидевшая в центре и рядом с фобом, могла приложить руку к этим пожертвованиям. Она была скорбящей матерью. Кроме того, она была содержательницей этого нечестивого заведения, заплатившей ему за приход сюда. Динсмор надеялся, что в конце службы ее щедрость будет не будет знать границ.