Реквием по солнцу - Элизабет Хэйдон

Что-то в его голосе показалось Рапсодии знакомым, и волосы у нее на затылке зашевелились. Она застыла на месте, отказываясь выполнить его приказ.

Арбалетчики приготовились к стрельбе.

Четверо с мечами приблизились к ней еще на один шаг.

Королева намерьенов даже не моргнула.

Человек в плаще остановился в пяти ярдах от Рапсодии.

— Даже не вздрогнула, — с восхищением сказал он. Голос, как ни странно, оказался приятным. — Ты такой и осталась — бьешься до конца. И меня это возбуждает не меньше, чем прежде. Даже больше. Удивительно, но ты стала еще красивее, чем была. Кто бы подумал, что такое возможно?

Рапсодия крепче сжала меч.

— Будешь драться, верно? Даже сейчас, когда ты окружена, когда против тебя восемь человек, ты не сдаешься. — Человек в капюшоне сделал глубокий вдох. — Да, это будет замечательно.

Рапсодия ничего не ответила, продолжая следить взглядом за приближающимися противниками, чувствуя, как гулко бьется в груди сердце. Она с тоской подумала о своем нерожденном ребенке и безмолвно попросила у него прощения.

Человек в плаще рассмеялся, сделал знак остальным, чтобы они оставались на местах, а сам лениво шагнул вперед.

— Я ведь сказал, что однажды вернусь за тобой, — заявил он, с трудом сдерживая возбуждение. — Прошу прощения за эту вынужденную задержку.

Внутри у Рапсодии все похолодело. Этот голос наводил ужас на ее душу, отбрасывал ее обратно в темные времена, однако разум твердил, что такого просто не может быть.

Зловоние старого мира, похожее на смрад разверстой могилы, ударило ей в ноздри, голова закружилась, земля начала уходить из-под ног.

Оказавшись напротив Рапсодии, человек в плаще плавным движением откинул капюшон. На его губах играла жестокая улыбка, голубые глаза нетерпеливо блестели.

— Привет, Рапсодия, привет, дорогая, — промурлыкал он.

Рапсодия смертельно побледнела и чуть не выпустила рукоять меча Анборна из повлажневших ладоней.

Лицо, которое прежде скрывал капюшон, было знакомым и одновременно чужим. Рапсодии показалось, что она узнает эти черты, но что-то в строении костей черепа подсказывало ей, что она никогда не видела прежде этот хищно оскаленный рот, эти пылающие демоническим огнем голубые глаза. Холод сковал все ее тело, и внезапно смерть, которой она только что боялась, перестала казаться ей такой страшной.

— Не может быть, — прошептала она.

— Какая избитая фраза! Вспомни, Рапсодия, я столько раз брал тебя в самых невозможных позициях и ситуациях, чтобы ты знала: возможно все.

Ужас захлестнул ее, словно кровь из смертельной раны.

— Нет, — задыхаясь, прошептала она. — Нет, нет. Нет!

Сенешаль громко рассмеялся:

— Ты помнишь, как я возбуждался, когда ты мне так говорила? Становился твердым, как рукоять меча. Я заставлял тебя это повторять перед тем, как трахнуть, а иногда и в процессе, потому что тогда твои внутренние мышцы напрягались, и это приносило мне особое удовольствие. Ты сопротивлялась, но ничто не могло меня остановить. — Он слегка наклонился вперед, посмотрел вниз и захохотал: — Подумать только, ты по-прежнему производишь на меня сильное впечатление!

Рапсодия тряхнула головой, ее мысли путались, дыхание участилось, глаза бегали по сторонам в поисках спасения.

— Нет, — повторила она. — Это невозможно.

Сенешаль довольно вздохнул:

— Все даже лучше, чем я рассчитывал. Я опасался, что ты будешь рада меня видеть, — тогда бы я получил гораздо меньше удовольствия. Тебя было ужасно интересно покорять, Рапсодия. Мне так и не довелось столкнуться еще раз с чем-нибудь подобным. С нетерпением жду прежних ощущений. Но сразу тебя предупреждаю, что ты не сможешь мне противиться. Только не сдавайся сразу, а то покорение не будет таким приятным.

Он шагнул к ней, и в следующее мгновение острие меча Рапсодии было направлено на его горло.

— Не подходи ко мне, Майкл. Я могу умереть, но и ты погибнешь.

Три арбалетчика тут же приготовились стрелять ей в голову.

Сенешаль кивнул остальным, развязывая свой пояс.

— Ты хочешь меня победить, Рапсодия? — насмешливо спросил он, но в его голосе отчетливо прозвучала угроза. — Буду рад предоставить тебе шанс. Держите ее, — бросил он своим подручным.

28

На северном побережье

С ПАЛУБЫ «БАСКЕЛЛЫ» Куинн видел, как над утесом, нависшим над берегом, начал подниматься дым.

Новый капитан довольно долго ждал сигнала и уже начал тревожиться.

Наконец он повернулся к команде, которая с таким же нетерпением посматривала на небо над лесом.

— Давайте подойдем немного ближе к берегу, — предложил Куинн помощнику, и тот кивнул. — Нам не следует привлекать к себе внимание, но и заставлять ждать его честь не стоит.

— Да, не стоит, — торопливо согласился помощник, и матросы побежали выполнять приказ.

— Удалось выловить угрей? — спросил Куинн у палубного матроса, с самого восхода сидевшего с удочкой.

Матрос покачал головой:

— Только гринду. Они довольно жирные.

— Существо не любит гринду, — покачал головой Куинн.

Матрос пожал плечами:

— Больше ничего не клюет. Если оно будет голодным, съест и гринду.

Он протянул ведро со своим уловом капитану. Куинн нахмурился и с ведром в руках направился в темный трюм. По дороге он прихватил старый фонарь, висевший у двери, быстро зажег его и начал осторожно спускаться по шаткой деревянной лестнице в жилище Фарона.

Здесь, в темноте, скрип корабля стал громче, несло плесенью, а из тени шел слабый, но омерзительный запах.

Добравшись до зеленой жидкости, Куинн погремел ведром.

— Фарон? — позвал он. В его голосе слышался страх. — Завтрак.

По зеленой поверхности пошла рябь, над поверхностью появилась жуткая голова. Куинн с трудом сдерживал отвращение: вода имела такой неприятный оттенок из-за выделений чудовища, а когда он увидел, что монстр выпускает ее изо рта, капитана едва не стошнило.

Из темноты на Куинна смотрели выпуклые глаза, морщины избороздили обычно гладкий лоб Фараона, на его уродливом лице читалось очевидное неудовольствие.

— Нет, он еще не вернулся, — пробормотал капитан. — Но уже скоро.

Существо зашипело, из уголков беззубого рта закапала слюна.

— Я принес отличную гринду, Фарон, — успокаивающе сказал Куинн.

Существо заверещало и сплюнуло.

— Мне очень жаль, но больше ничего не удалось поймать. Здесь не водятся угри, Фарон.

Фарон бросил на него презрительный взгляд.