Ричард Длинные Руки - властелин трех замков - Гай Юлий Орловский

Еще подъезжая к замку, я убедился, что жизнь во владениях барона кипит. Крутобедрые женщины по обе стороны дороги умело срезают серпами колосья пшеницы, колосья огромные, зерна блестят, как янтарь, крупные, словно морская галька. Женщины хихикают, перешучиваются, каждая — кровь с молоком, свежие румяные лица и блестящие глаза, в садах под всеми ветвями толстые распорки, слышится стук падающих яблок, а спелые груши разбиваются со сладким шмяком, теперь их только свиньям…

Свиньи тут как тут, ходят под деревьями, похрюкивая, подбирают сладкие плоды, от недозрелых презрительно воротят рыла. У самых ворот нам перегородило дорогу стадо овец, я никогда не видел таких ухоженных, откормленных, с блестящей плотной и очень длинной шерстью.

Пережидать такое несметное стадо немыслимо, я махнул своим, мы начали протискиваться, добрались до ворот едва живые, оглохшие от возмущенного гортанного беканья. Стражники смотрят весело, никто не потребовал плату, не спросил даже, кто и по какому делу.

Старший охранник сообщил, что в нижнем зале идет пир, просто так пир, без всякого повода, мы вправе присоединиться. А когда пир по какому-то случаю, тогда гостей собирают в верхнем зале, но когда мы направились к главному зданию, на пороге вырос крепкий мужик с черной разбойничьей бородой, начинавшейся от самых глаз, таким я представлял Емельяна Пугачева, брюшко перетянуто широчайшим поясом, что уже почти корсет, а за ним вышел высокий и очень немолодой рыцарь в дорогом кафтане и малиновом берете с пером. Золотые шпоры мелодично позвякивают на сапогах из тонко выделанной кожи, загорелое лицо с длинными, белыми как снег усами расплылось в улыбке, а довольные глаза смотрят из-под удивительно черных широких бровей.

У пожилых людей, что не тайна, брови к старости начинают расти бурно, превращаются в кусты, а у этого и черные как смоль, в отличие от усов, и даже юношески ровные.

— Гости, — сказал он с удовольствием. — Хорошо! Даже прекрасно!.. Дорогие друзья, вы правильно сделали, что заглянули ко мне! Здесь вы найдете все, что душе угодно! Майорк!.. Проследи, чтобы гости помылись, переоделись, и тут же давай их к столу, к столу!

Он потирал ладони, а последние слова почти пропел, жмурясь и улыбаясь во весь рот, заранее счастливый, как будет угощать нас диковинками со своего сада и огорода, как мы будем пожирать блюда его искуснейших поваров.

Я поклонился:

— Мы счастливы воспользоваться вашим гостеприимством. Но нам только…

Он протестующе выставил ладони:

— Никаких «только»! За столом и поговорим. За кувшинчиком доброго старого вина.

Чернобородый разбойник, которого он назвал Майорком, поклонился нам, одновременно указывая рукой в сторону распахнутых дверей.

— Прошу, господа! Вы не будете разочарованы.

Нас усадили в широкие ванны, мыли, терли, споласкивали, я наслаждался горячей водой, а рядом Альдер спрашивал у Клотара:

— Он велел нас подать к столу… Это как?

Клотар подумал, отмахнулся.

— Он же не сказал «на стол»?

— На стол ставят, — возразил Альдер, — а к столу подают! Что-то мне как-то не очень…

Клотар, по горло в кружевной пене, проворчал расслабленно:

— Да кто нас жрать будет, таких худых и жилистых?

— Ну, знаешь, дичь всегда интереснее, чем домашние куры…

Даже вытереться не дали: девичьи руки растерли нас, приводя в смущение, те же девушки помогли одеться и, хихикая и напоминая, где их можно найти ночью, выпроводили в другую комнату, где мы попали в руки двух важных слуг, что тут же вознамерились одеть нас с ног до головы в новое и дорогое платье. Альдер и Ревель тут же согласились, Клотар поворчал и согласился, только брат Кадфаэль отказался наотрез расстаться с монашеской рясой, а я пошел на компромисс: разрешил сменить мой потертый ремень на новенький, удивительно легкий, хотя и усеянный металлическими пластинками, что служат дополнительной броней. Никто из нас, понятно, не решился даже на миг расстаться с оружием.

Нас провели через анфиладу залов, а когда последняя дверь распахнулись, я отшатнулся, ослепленный, рядом ахнули мои спутники. Огромный зал освещен так ярко, словно вдоль стен установлены мощные юпитеры. Яркий солнечный свет заливает празднично одетых людей, что стоят или медленно бродят группками, беседуют, везде чувствуется довольство, сытость и спокойное наслаждение жизнью, ее красками, возможностью вот так чувствовать себя здоровыми, довольными, что сейчас перейдут в соседний зал и усядутся за празднично накрытые столы…

— Хорошо живет барон, — сказал с завистью Альдер.

— Бароном вообще жить хорошо, — буркнул Клотар.

Альдер скосил на него глаза.

— Все еще мечтаешь о своем баронстве?

— А кто не мечтает, — ответил Клотар желчно. — Нельзя всю жизнь шататься по дорогам с мечом в руке. Когда-то любой меч становится тяжелым…

Альдер кивнул, мне почудилось в его черных глазах понимание и даже сочувствие. Наш проводник, роскошно одетый слуга с настолько улыбающимся лицом, словно прочел всего Карнеги, с поклоном приговаривал:

— Сюда, пожалуйста… сюда… а теперь сюда…

Лавируя между балдеющими гостями, мы приближались к распахнутым дверям, где виден зал размером со стадион, длинные столы, накрытые цветными скатертями, и огромное количество дорогой посуды. Альдер восторгался, Клотар помалкивал, в глазах бессильная зависть, брат Кадфаэль бормочет за спинами насчет греха чревоугодия и чрезмерной роскоши, из-за которой не разглядеть быстро мельчающую душу, я смотрел в распахивающийся зал, как вдруг предчувствие неприятностей заставило остановиться и повернуть голову.

Со стороны двора высокие двери распахнулись, словно в них ударили тараном. По залу пронесся ветер, на улице свежо, на пороге появился рослый и массивный, даже грузный человек с чуточку выпирающим животом, в богатой ливрее. Он смотрел прямо перед собой ничего не выражающим взором, так смотрел бы робот, и так же, не меняя выражения лица, мясистого и широкого, как у мастиффа, провозгласил могучим голосом в пространство:

— Его высочество герцог Клондерг, гранд Кастилии, великий и сиятельный князь Нордляндии…

Рядом с ним появился высокий поджарый мужчина, вскинул руку в небрежном жесте, мажордом мгновенно оборвал речь, словно его выключили. Двигался поджарый уверенно, властно, нисколько не сомневаясь, что каждый его жест будет замечен, а каждое оброненное слово — услышано. И принято, понятно, к исполнению.

Я хмуро смотрел, как он легко несет крупное жилистое тело через зал, неторопливо и с грацией бойца, что часами оттачивает умение двигаться в тренировочном зале. В поясе не то чтобы узок, но и нет валиков жира, на ремне сбоку короткий узкий меч, почти шпага, явно ритуальное оружие, приличествующее рангу, эфес блещет золотом и каменьями.

Следом вдвинулась орда придворных. Вообще-то их не больше десятка. Даже семь человек, если быть точным, но мне сперва показались огромной толпой из-за пышных растопыренных одежд, ярких и многоцветных, огромных шляп с длинными перьями, широченных ботфортов. У всех мечи, кинжалы, словно массовка вывалила на сцену «Псковитянки» или «Хованщины».