Срединная Англия - Джонатан Коу

— То, что случилось с Малколмом — и со мной, — это сорок лет назад. Не хочу я больше… в этой тюрьме.

— Прекрасно, — сказал Бенджамин. — Молодчина.

— И это несправедливо по отношению к Крису. Его тоже надо отпустить.

Бенджамин впитал эти слова и торжественно кивнул. Всего этого оказалось сразу слишком много.

— Ты, похоже, уже все решила в любом случае, — сказал он.

— Решила. Легко не будет — не будет и быстро. И одна я не смогу. Мне нужна помощь.

Их взгляды встретились. В тот миг им вновь было девятнадцать и шестнадцать, они стояли на этом же холме, рука в руке, в другой осенний день — в день, который теперь, казалось, невозможно далеко в прошлом, но вместе с тем — для них обоих — навеки в настоящем.

— Твоя, — договорила Лоис.

* * *

Через шесть дней, 8 октября, Софи тоже приняла решение, подчинившись порыву.

Воскресенья по-прежнему оставались самыми странными днями — днями, когда она предельно остро ощущала, что, похоже, скучает по Иэну и хочет поговорить с ним. Что парадоксально в самом деле, если учесть, как обижали ее эти одинокие воскресные утра в квартире, пока он играл в гольф и обедал с матерью. Но и в ту пору, впрочем, впереди всегда было его возвращение ближе к вечеру и совместный ужин. Здесь, в Хэммерсмите, ничто не прерывало день, воскресенья тянулись словно бы вечно, пустые и бесформенные. Обычно Софи рвалась убраться из крошечного дома в ленточной застройке, который она снимала еще с тремя людьми (и все равно платила за это целое состояние). В ее комнату — аккурат того размера, чтобы в ней помещались кровать, стол и комод, и никакого пространства между ними, — до двух часов дня не заглядывало солнце, и Софи по утрам уходила гулять вдоль реки, если погода позволяла, или сидеть в каком-нибудь «Старбаксе» или «Прете», если нет. Читальные залы Британской библиотеки чаще всего закрыты, там пристанища не найти. Раз или два она пыталась добраться до самого университета, но гуманитарный факультет по воскресеньям казался местом безлюдным, безмолвным и заброшенным. Иногда она навещала Соана и Майка, но они частенько бывали заняты, и она стала замечать, что, при всей ее любви к этому городу, друзей у нее тут немного. Ее соседи оказались милыми людьми, но у нее с ними было мало общего, и все они лет на десять младше. Софи в свои тридцать четыре ощущала, что ей уже поздновато снимать жилье с кем бы то ни было вместе, но жить в Лондоне самой по себе, на лекторскую зарплату, можно только вот так.

В это воскресенье Софи не покидала мысль, что Эмили Шэмма приходит в себя после большой операции в больнице всего в нескольких сотнях ярдов от ее дома. У Эмили, несомненно, нет недостатка в посетителях, но стоило Софи задуматься, не навестить ли ее, эта затея окрепла и уже не желала уходить. Софи хранила теплое воспоминание об их последнем разговоре у нее в кабинете больше года назад, и они с тех пор не виделись. (Как и говорила Эмили, переходный период оказался напряженным, и она решила прервать учебу на год.) И вот в два часа пополудни Софи, вооружившись коробкой бельгийского шоколада, прибыла в больницу Чэринг-Кросс. Подошла к регистратуре, обратив внимание на то, что первые этажи британских больниц все больше похожи на супермаркеты, и из регистратуры ее тут же направили в палату к Эмили.

Эмили сидела в постели с закрытыми глазами. Выглядела бледнее обычного, рыжеватые волосы разметались по подушке, спутанные и влажные от пота. Дышала она тяжко. Софи решила, что Эмили спит, и уже собралась оставить шоколад на прикроватной тумбочке и тихонько убраться, но тут Эмили открыла глаза. Увидев Софи, она оторопела и вроде бы даже не сразу ее узнала. Но затем устало улыбнулась и, поморщившись, с усилием села повыше.

— Здравствуйте, — проговорила она. — Вот так… неожиданное удовольствие.

Софи положила шоколад на тумбочку и сказала:

— Я вот принесла вам. — Будто это было главной причиной посещения. — Все прошло хорошо? Как вы себя чувствуете?

— Я, блин, кошмарно себя чувствую, — ответила Эмили. — Но спасибо, что спросили. — Она заметила, что Софи колеблется, придвинуть ли стул, чтобы сесть. — Да, — поддержала ее Эмили. — Пожалуйста.

— Разбудила я вас? — спросила Софи.

— Нет, я не сплю по-настоящему. Толком не сплю, во всяком случае. — Улыбка у нее стала поувереннее, посмелее. — Я очень рада вас видеть. Надеюсь, вы пришли не домашнее задание мне дать или типа того.

Софи рассмеялась.

— Ничего такого. Я волновалась, хорошо ли вот так заявляться. Думала, у вас тут, может, прорва посетителей.

— Мама едет из Кардиффа, — сказала Эмили. — Скоро будет. Но врачи меня предупредили, чтоб гостей было поменьше. Говорят, отдых сейчас важнее.

— Я ненадолго.

— Рада вам, — повторила Эмили.

Софи потянулась к ней, сжала ей руку. Она оказалась очень холодной. То был миг близости, единства, какой она хотела разделить с Эмили с того дня, когда та появилась у нее в кабинете — извиниться и предложить поддержку. Софи подержала Эмили за руку несколько секунд; об этой привлекательной загадочной студентке, ненароком подпортившей Софи карьеру, было очень мало что известно.

— Вы сами оттуда? — спросила она. — Из Кардиффа?

Эмили кивнула.

— Вам интересно, откуда такая фамилия, да? Она арабская. Отец приехал из Ирака в восьмидесятые, учиться архитектуре. Они с мамой познакомились в Кардиффском универе — и вот. Поженились, и он остался. На самом деле меня зовут Аль Шамма’а. (Она произнесла это с сильным ударением на длинный последний слог.) Все произносят неверно. Я уже и не заморачиваюсь поправлять.

— Так вы, значит…

— Наполовину арабка, наполовину валлийка. Первое имя — Эмлин, до того, как сменила. Эмлин Аль Шамма’а. Язык сломаешь немножко.

Усилия, нужные для разговора, ее, казалось, утомляли. Она потянулась за стаканом с водой, Софи наполнила его и передала ей. Эмили отхлебнула совсем чуть-чуть и вернула стакан.

— Не рискую много пить, — проговорила она, — а то вдруг опять пи́сать захочется.