Босс моего бывшего - Лина Манило

Сидящий за рулём Паша ловит мой взгляд и усмехается. Стас же молчит, яростно разглаживая несуществующие складки на брюках.

– После Насти… я разучился доверять. Постоянно ищу подвох даже в простой улыбке.

– Но тебя к ней тянет?

Стас только вздыхает и, положив голову на стекло, молчит.

– Посмотри на меня, Стас. Да посмотри ты, придурок! Ты же умный и взрослый, ты должен понимать, что они все разные. Думаешь, та другая такая же, как Настя? Чепуха. Если бы так было, со мной не случилась бы Варя.

– Я ничего не думаю. У меня мозги отключаются, когда я её вижу. А это плохо, Дима, это очень плохо.

Стас не называет имени своей загадочной незнакомки, а я не хочу лезть. Прелесть нашей дружбы в том, что мы умеем вовремя остановиться, не сорвав с другого шкуру, чтобы под неё влезть.

– Катастрофа это, Дима, – морщится, как от зубной боли.

– Это нормально, – толкаю его в плечо, и Стас хмурится, даёт мне сдачи. Мы, как в далёком детстве, развлекаемся взаимными тумаками, и вскоре друг чуть веселеет.

Когда наш с ним родной город вырисовывается вдалеке контурами высоток, и его неутихающий гомон проникает сквозь стёкла машины, Стас, вспомнив что-то, говорит:

– Слышал, что Баринов женится?

О суслике я думать забыл, а он вон, женится. Надо же, даже без бабок и перспектив этот утырок умудрился кого-то окрутить.

– И что ж за идиотка снизошла до этого почти бомжа?

Стас усмехается, и по злому блеску его глаз понимаю: мы оба знаем эту идиотку.

– Да ты что? – я давно не был настолько удивлён.

– Настя продала то, что ей осталось при разводе, и рванула к нему, – с деланным равнодушием говорит Стас, рассматривая свои руки.

Я вглядываюсь в его лицо, пытаюсь уловить там малейшие признаки обиды, непрошедшей любви, ревности. Но Стас подчёркнуто спокоен, даже равнодушен.

– Не знаю… странно, – задумчиво говорит Стас, глядя в окно. – Мне казалось, я так сильно её люблю. А потом как отрезало. Веришь, сейчас я даже с трудом могу вспомнить её лицо.

– А не её лицо вспомнить можешь?

Стас бросает на меня хмурый взгляд и качает головой:

– Провокатор ты, Дима. Оказалось, что не проблема вспомнить то самое лицо. Самая большая трудность его не вспоминать.

Стас растягивает губы в ленивой улыбке, закрывает глаза и, запрокинув голову, растекается по сиденью и всю оставшуюся дорогу делает вид, что спит.

Пожалуй, я погорячился с размышлениями о заледеневшем сердце Стаса. Что-то мне подсказывает, что оно у него скоро отогреется, да ещё как!

***

Лето.

– Дмитрий Николаевич, держите себя в руках! – Валера хмурится, но я не могу ждать.

– Там мою дочь рожают, а я должен в тупой пробке торчать?! – рявкаю, когда становится понятно: из этой узкой кишки, тянущейся вдоль центрального проспекта, мы до вечера не выберемся.

Мне позвонили час назад и огорошили: Варя рожает. Нет, не раньше срока, даже с небольшой задержкой, но всё равно… всё сном казалось, а теперь в реальность превратилось, и моё буйное сердце работает с перебоями, каждый раз норовя вылететь из грудной клетки, разорвавшись от волнения на миллиарды кусков.

– Всё, надоело, – распахнув дверь, выхожу из машины прямиком в душный воздух. Пиджак остаётся в салоне, галстук выбрасываю в кусты, расстёгиваю ворот рубашки, удивляя своими действиями мужика в стоящей за нами машине. Нет, чувак, это не стриптиз, это нервы.

– Ну, куда вы, Дмитрий Николаевич? – раздаётся встревоженный окрик Валеры, но я машу на него рукой.

– Я пешком, тут недалеко.

И правда, до больницы минут тридцать, если срезать через дворы, и я несусь, как ошпаренный, боясь пропустить самое главное событие в своей новой жизни. Я должен успеть! Я обещал Варе, что буду рядом, она меня ждёт.

Последние недели Варя дохаживала сложно. Отекали ноги, кружилась голова, но моя девочка была переполнена таким счастьем, светилась им изнутри, что все проблемы уходили на задний план. Порой, я так сильно на неё давил своей заботой, что она гнала меня из дома, смеясь и требуя покоя. И я уходил, кружа вокруг нашего нового дома, гулял в саду, но страх потерять Варю и ту жизнь, что бьётся под её сердцем, прогнать не получалось.

А сейчас она рожает, а я тут, как сайгак, несусь по чужим дворам.

– Дмитрий Николаевич, я с вами, – не отстаёт Валера, как всегда, проявляющий любую заботу и тепло действием.

Перемахивая через ограждения чужих придомных садиков, сбивая по пути дыхание, раскрасневшийся и чертовски паникующий, я врываюсь в клинику через двадцать минут, выхватываю из рук ждущей меня медсестры белых халат. Говорить не могу – в горле пересохло, и Валера протягивает мне не понятно, откуда взявшуюся в его руках бутылку холодной воды.

– Ты в курсе, что тебе цены нет? – спрашиваю, сделав несколько жадных глотков.

– Но вы ж установили мне зарплату, значит, есть, – криво усмехается, шутник.

– Ой, ну тебя, – отмахиваюсь и врываюсь в лифт, испугав какую-то старушку.

– Молодой человек! – взвизгивает она возмущённо.

– У меня там дочь рождается! – поднимаю палец вверх, а старушка лишь качает головой, улыбается, но на всякий случай держится от меня подальше.

В коридоре небольшое столпотворение: моя мама, бабушка Вари, Мара, Стас, взволнованная пышногрудая блондинка (Галя, кажется) и её тонкий-звонкий муж. Следом за мной в людской поток врываются родители Варвары, уже привыкшие ко мне, уже смирившиеся с прошлыми событиями.

– Расступись! – рявкаю, и Мара звонко смеётся. Размахивает руками, предлагая дать мне коридор, и я, вздохнув полной грудью, оказываюсь наконец в палате.

– Ох уж эти деловые мужчины, вечно работают, – встречает меня акушерка, а я чувствую, что могу рухнуть в обморок. От волнения натурально тошнит, и в руки беру себя кое-как.

Варя… красивая. Бледная, утомлённая родами, она смотрит на меня своими огромными глазищами и тянет ко мне руку. Делаю несколько осторожных шагов к ней, впервые чувствуя неловкость от собственных габаритов. Страшно лишний раз пошевелиться, чтобы ничего не задеть и не испортить. Остановившись рядом, до боли в глазах вглядываюсь в любимое лицо, провожу пальцами по щеке, а они, чёрт возьми, дрожат.

– Поклонский, мы тебя ждали, – говорит, улыбаясь счастливо, и я только успеваю её за руку схватить, а она уже кричит что-то, и через несколько минут раздаётся слабый писк, а за ним следует уверенный вопль.

Моя дочь… она родилась!

Всё происходит так быстро, что я, как последний осёл, только глазами хлопаю, принимая из рук довольной акушерки драгоценный свёрток.