Жизнь на грешной земле - Анатолий Иванов
Шрифт:
Интервал:
— Эй, Брага… Агашу тут одну не видел?
— Какую такую Агашу?
— Шурку Ильину… С которой танцевал.
— А-а… Домой вроде пошла.
— Эх, черт… — воскликнул Борис, и голоса затихли.
Пока слышались эти голоса, Шура сидела и кусала губы.
Когда они затихли, она немного успокоилась.
— Понимаешь… я ведь не умею танцевать, — неожиданно для себя проговорил Алексей.
— Зачем же тогда на танцы приглашал?
— Я хотел не на танцы… За город хотел.
— Не понимаю…
— А получилось на танцы.
Она подняла на него глаза, и Алексей обомлел. Сейчас, сейчас она хлестанет его, как кипятком: «Это зачем же… за город?!»
Но девушка опустила глаза и еще раз вздохнула:
— Какой-то ты… Не знаю. А может, наоборот… Может, ты очень хороший. Для Борьки вон все девчонки Агаши какие-то.
Она говорила, задумчиво, глядя на свой платок, будто хотела в полумраке разглядеть на нем рисунок.
— Какой же я хороший, дурак я, — быстро сказал, почти крикнул, Алексей.
— Тихо! — встрепенулась Шура и зажала ему ладошкой рот. Она глядела ему теперь прямо в глаза и улыбалась. — Тише…
Ладошка была горячей, жесткой. Вся кровь бросилась в голову Алексея от этого прикосновения, и он быстро встал.
Девушка тоже поднялась.
— А за город пойдем в следующий выходной, а? — попросила она.
— Ну конечно! Я же, говорю, сегодня хотел..,
— Я там поучу тебя танцевать. — Девушка стала натягивать жакетку.
— Шура… Шура! — Алексей неуклюже стал помогать ей одеваться. И когда пальцы касались ее тела, он вздрагивал, как от электрических ударов.
— А теперь пошли домой. Только ти-ихо, тихо… Чтобы Борька не увидел. — Она взяла его за руку и с хохотом потянула из сквера. Но тут же прикрыла рот кулачком и еще раз сказала: — Тише…
По темной улице они шли молча и осторожно, точно боялись вспугнуть робко мерцающие в холодной вышине звезды. Девушка по-прежнему держала его за руку.
Возле калитки, под старым тополем, Шура торопливо сказала, оглядываясь почему-то в ту сторону, где недавно он стоял за деревом:
— Я буду ждать тебя там, где тогда… ящерку… Ладно? В двенадцать часов. Ты приезжай на велосипеде. Я тебя танцевать научу, а ты меня — на велосипеде ездить.
Шура говорила торопливо, шепотом, все поглядывая в сторону, и ему стало ясно, что она боится, как бы не появился из темноты Борис.
— Хорошо, — негромко сказал Алексей, чувствуя себя виноватым перед кем-то.
— Ну вот…
Девушка наклонила голову, чуть коснулась его груди, но тотчас подняла лицо. В неярком лунном свете оно казалось бледным, раскосые глаза ее смеялись, смеялись и поблескивали синеватым, режущим светом. И он невольно взял ее обеими руками за худые плечики.
— А Борьку я… не нравится он мне совсем. Ты понимаешь? — быстро шепнула она, сделала шаг назад и скользнула за калитку. Алексей в то же мгновение ужаснулся: неужели он осмелился дотронуться до ее плеч?! Она потому и убежала… И в воскресенье она не пойдет, не пойдет за город.
Всю неделю потом он казнил себя за то, что вел себя в тот вечер как идиот. Сперва неуклюже топтался в клубном зале, глупо, конечно, улыбаясь, потом сидел, надувшись как индюк, на скамейке в скверике, потом шел с ней по улицам и молчал. И наконец, грубо и нахально потянул к ней свои руки. Не придет!
Но временами он вспоминал, как смеялись ее узкие глаза, как они лучились синеватым светом. В такие минуты ему казалось, что все будет хорошо и что она придет.
Наступило воскресенье. Когда миновала первая половина дня и жестяные дребезжащие часы-ходики показывали десять минут первого, Алексей выбежал из дома, вскочил на велосипед.
Отъезжая, заметил, что из своего дома вышел Борис и поглядел ему вслед.
… Шура сидела на пожухлой уже траве печальная и усталая. Когда Алексей подъехал, она медленно повернула голову к нему, тихонько улыбнулась.
— Что так долго? — спросила она. И, не дожидаясь ответа, добавила: — А мне грустно почему-то.
— Почему? — спросил он, чувствуя, что вопрос ненужный, что говорить надо не об этом.
— Садись, Алеша, — сказала она, не шевелясь. — Помолчим.
Лес был тихий, поредевший, прозрачный, и воздух тоже прозрачный, холодный. И лес, и белесое небо, и усыпанная сухими березовыми листьями земля словно ждали чего-то.
— Ты слышишь? — спросила вдруг девушка.
— Что? — Алексей прислушался.
— Разве ничего не слышишь? Кто-то и где-то тихонько шепчет и шепчет одно и то же: «Печаль полей, печаль полей…»
— Кто шепчет? Никто не шепчет. А грустно — это правда. Осенью всегда грустно.
Девушка пошевелилась, вытянув онемевшие, видно, ноги, чуть откинувшись назад, упершись руками в землю, запрокинула голову к небу.
— А я не хочу, чтобы было грустно! Ты понимаешь, я не хочу!! — вдруг закричала она. — Не хочу, не хочу, не хочу-у!
Шура упала на бок и зарыдала. Плакала она тяжело и горько, как ребенок, который никак не мог понять, зачем его обидели взрослые так глубоко и несправедливо.
— Шура! Ну, что ты… — растерялся Алексей. — Не надо так. Ты слышишь? Ты слышишь?
Он дотронулся до ее плеча сперва робко, потом, осмелев, погладил ее, убрал с лица вымоченную в слезах прядь волос.
— Не надо…
Девушка поднялась, села, всхлипнула. Вытерла глаза маленьким белым платочком, сунула его обратно в узкий рукав розовой блузки.
— Ничего… это на меня находит иногда. Видишь, какая я, — сказала она, жалуясь кому-то. Что она жаловалась кому-то — не ему, это он уловил и впервые почувствовал, какблизка и дорога ему эта непонятная девчонка и что, если бы ее не было на свете, тогда непонятно, для чего был бы и для чего жил бы он сам.
Ему вдруг захотелось сказать ей что-то такое необыкновенное и хорошее. Но слов не было, была только нежность и уважение к кому-то. И к этой девушке, конечно, и к осеннему лесу, и к земле, засыпанной листьями. И даже к тому голосу, который шептал откуда-то: «Печаль полей, печаль полей…» Алексею казалось, что он тоже слышит теперь этот голос.
— Это хорошо, когда грустно, — сказал он вдруг и вспомнил, что Шура кричала ведь только что: «Я не хочу, чтоб было грустно». Вспомнил и все равно повторил: — Это хорошо, когда грустно…
Он сидел, чуть отвернувшись, глядя на прислоненный к дереву велосипед, но чувствовал, что Шура смотрит на него, смотрит удивленно, будто видит первый раз, как смотрела на него уже дважды.
— Правда? — прошептала она еле слышно.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!