Волчья ягода - Анна Данилова

Татьяна вздрогнула, увидев приближающегося к ним тихими шагами Илью.

– Боже, как вы напугали меня… – сказала она, зябко ежась, словно ей стало холодно. – Можно я от вас позвоню и попрошу Юлю приехать за мной? Вернее… Извините, у меня в шубе сотовый… Я сейчас ему позвоню… А вы, Илья, не могли бы налить мне водки?

Берта вдруг почувствовала острую необходимость укола и, повернув голову, посмотрела на Илью умоляющим взглядом, но тот, поймав его, лишь покачал головой.

– Илья, последний раз…

Они слышали, как в прихожей Татьяна рыдала в трубку:

– Юля, забери меня отсюда, пожалуйста…

– Удивительнейшая встреча… – замурлыкала она, лизнув языком каплю мартини со стенки фужера, – и кто бы подумал, что я снова окажусь здесь… Юля – ты прелесть… Ты не вспоминаешь Р.?

– Вспоминаю, хороший был мужик… – Шеффер откинулся на спинку стула и похлопал себя по туго обтянутому тонкой белой сорочкой животу. – Я тебя уже раз двадцать, наверно, спросил, какого рожна ты приехала сюда, а ты все молчишь… Никогда не поверю, чтобы у такой… – он вздохнул и покачал головой, – как ты, ЗДЕСЬ могли быть дела…

Они сидели в «Праге», в «Кремлевском» зале, который своими темно-зелеными стенами с золотом и роскошным камином напомнил ей бурную московскую жизнь, сплошь состоящую из таких вот торжественных и важных в деловом плане трапез, и ужинали теплыми устрицами и копченым угрем.

– Послушай, я до сих пор не могу прийти в себя… И как это тебя угораздило остановиться именно на том месте тротуара, где в это время проходила я? Разве это не символично?

Анна знала, что Шеффер не любит женщин, но со стороны могло показаться, что она его откровенно соблазняет.

Этот умненький и толстенький адвокат обладал колоссальными связями и мог одним своим звонком решить все ее проблемы с документами. Но вот как его ублажить, как заставить сделать этот важный звонок, от которого теперь зависела ее жизнь, Анна не знала. Она не любила геев, хотя и уважала их за смелость, с которой они выставляли напоказ свою сексуальную ориентацию… Но понять мужчину-гея было сложно.

Она не могла «давить» на них своим телом – они любили деньги, на которые покупали друг друга и конфеты. Почти все геи, которых знала Анна, обожали сладости. «Как женщины…»

Но не закармливать же ей Шеффера конфетами! Разве что достать из сумочки наличные – белые хрустящие стодолларовые бумажки – и, расстегнув ему штаны, засунуть баксы в ширинку? Интересно, оценит он этот юмор?

– Ты часто видишь Вика? – спросила она, делая вид, что ничего не знает о том, что голова ее бывшего мужа вот уже столько дней лежит где-нибудь в морге ОТДЕЛЬНО от туловища. – Как он поживает? Я звонила ему, но там никто не берет трубку… Он, случаем, не переехал?

– Переехал, – Юлий намазал на булочку желтое мягкое масло и положил сверху ломтик угря, откусил и, закатив глаза к потолку, вздохнул: – Твой бывший муженек, Анечка, ПЕРЕЕХАЛ В МИР ИНОЙ…

– Скажешь тоже… – хохотнула она. – Что с ним?

Она продолжала играть дурочку. Без удовольствия, нервно, бездарно.

– А ты не Сара Бернар… – заметил Шеффер и усмехнулся: он не верил ни единому ее слову, ни жесту, ни мимике… Он ненавидел ее за то, что она вообще была, что жила и дышала, что наслаждалась мужчинами, используя их как только возможно, что она уже устроилась в Англии, а он, Шеффер, все еще прозябает здесь… А еще он не мог ей простить того, что она оставила Вика. А теперь из-за нее, да, только лишь из-за нее всему пришел конец… И ресторану, и храмовскому клубу, и самому Вику… И все потому, что один роскошный умный мужик свихнулся после того, как его послали куда подальше… И кто? Вот эта стерва, которая теперь сидит на стуле и уплетает за обе щеки дорогостоящий ужин в «Кремлевском» зале «Праги»… Правда, она почему-то сказала, что сама оплатит его, и вообще инициатива поужинать в одном из самых дорогих ресторанов Москвы принадлежала ей… Он вышел из машины и хотел по делу зайти в офис расположенной неподалеку французской фирмы, а она тут как тут – стройная, кокетливая, улыбающаяся, ароматная, как конфета… Да, она очень хорошо пахла и теперь пахнет… Ничто не берет эту суку! Так вот, она предложила ему зайти и поужинать за ее счет… «На радостях…» – сказала она. На каких еще там радостях?

– Послушай, при чем здесь Сара Бернар и почему ты говоришь о Вике такие странные вещи?

– Его убили неделю тому назад, во дворе собственного дома… А ты в это время была там, на его квартире… тебя видела Таня Виноградова, подруга Вика, которая разыскивала его по всей Москве… Это ты его убила?

Он говорил это нарочно, чтобы позлить ее, чтобы увидеть, как будет она изворачиваться; чтобы насладиться этим ярким и завораживающим зрелищем – падением женщины, которая залетела куда выше него самого и которая тем самым принижала его ПРОФЕССИОНАЛЬНОЕ достоинство.

– Что ты такое говоришь?..

Она вдруг действительно вспомнила все, что прочитала про Сару Бернар, и словно перевоплотилась в нее, натянув на себя ее оболочку и глотнув из облака своего воображения ЕЕ ТАЛАНТ… Почувствовав, как от лица ее отхлынула кровь, а губы задрожали – естественная реакция женщины, только что узнавшей о трагической гибели бывшего мужа, – она опустила плечи в знак того, что тело ее стало безвольным и слабым, и закрыла глаза.

– Шеффер, скотина, повтори, что ты только что сказал…

Она говорила с ним ЕЕ языком, пользуясь грубыми словами, которые – она это прекрасно знала от своих бывших любовников, – придавали ей шарм и сексуальность. И хотя Шеффер никогда не был ее любовником, Анна знала, что она – одного с ним поля ягода и что, не будь он геем, они были бы вместе. В постели. Не говоря уже о том, сколько общих дел их связывало в прошлом.

– Вика убили, и не надо устраивать здесь представления… Это не Большой театр, а всего лишь ресторан…

– Но я же прилетела только сегодня утром! Ты явно переоцениваешь мои способности… И, к тому же, зачем мне было убивать Вика?

– Да мало ли… Возможно, что он НЕ ТАК ПОТРАТИЛ ТВОИ ДЕНЕЖКИ…

– Это наши дела… – резко оборвала она его. – И при чем здесь то, что ты сказал о нем… Его действительно убили? Господи, какое ужасное слово…

Юлий, прищурив глаза, молча наблюдал игру. Она упомянула Р. Зачем? Она принимает его, Юлия Шеффера, за идиота? И теперь, глядя на ее пальцы, нервно барабанящие по столешнице, на блеск лака на ногтях, он вдруг подумал, что это не лак – красный, густой и бросающийся в глаза, а кровь… Хотя, если уж говорить про кровь, так у этой дамочки не то что ногти, а РУКИ ПО ЛОКОТЬ вымазаны в крови… Р.! Надо же, вспомнила! «Нет, матушка, ты по самую макушку в крови, смотри не захлебнись…»

Произнеся слово «убили», Анна и сама уже поняла, что совершила тактическую ошибку. С Шеффером нельзя было говорить об убийстве. Он – единственный, кто мог догадываться о том, что произошло в ту ночь после банкета в «Метрополе», когда Р. нашли у себя дома с разбитой головой… Только он видел, что Анна садилась в машину к Р., потому что тоже вышел из ресторана много раньше остальных, чтобы встретиться со своим другом. Больше того, они даже обменялись парой фраз, а Р. так и вовсе уронил зажигалку – золотую, усыпанную рубинами, – которую машинально поднял стоящий на крыльце Юлий…