Конан. Рожденный в битве - Роберт Говард

Неожиданно девушка вышла на вершину столообразного холма, окаймленного высокими деревьями, и волшебная сонная зачарованность вмиг исчезла, стоило Санче увидеть того, кто лежал на истоптанной траве. Девушка отпрянула с криком испуга, но тотчас взяла себя в руки и, дрожа, с широко раскрытыми глазами, крадучись двинулась вперед. Перед ней лежал на траве Запораво, его невидящий взгляд был устремлен в небо. В груди зияла кровавая рана. Рядом с безжизненной рукой лежала шпага.

Было бы несправедливо сказать, будто Санча без всякого трепета смотрела на мертвое тело своего господина. Причин любить его у нее не было, но она испытывала те же чувства, что и любая девушка при виде человека, который лишил ее невинности, а теперь сам лишился жизни. Ей не хотелось плакать, но ее била сильная дрожь, а в жилах заледенела кровь. Девушка с трудом удержалась от истерики. Кто же нанес Ястребу этот роковой удар?

Санча осмотрелась, но не увидела того, кого ожидала увидеть. Ничто не встретилось ее взгляду, кроме кольца лесных великанов с густыми кронами и синеватых склонов за ними. Куда исчез тот, кто отправил к праотцам вольного морехода? Может быть, получил тяжелую рану и уполз умирать? Но тогда остался бы кровавый след, а его не видно.

Не зная, что и предполагать, девушка пошла к деревьям, но внезапно застыла как вкопанная. Зашевелились изумрудные листья — зашевелились, хотя стоял мертвый штиль. Она настороженно приблизилась к деревьям, вглядываясь в листву.

— Конан? — спросила она робко.

В этом безбрежном царстве тишины, от которой вдруг повеяло роковой тревогой, собственный голос показался девушке громовым. От страха у нее задрожали колени.

— Конан! — вскричала она в отчаянии. — Это я, Санча! Ты здесь? Отзовись, пожалуйста.

Она осеклась, карие зрачки расширились от безумного страха, с ярких губ сорвался нечленораздельный возглас. Ее как будто разбил паралич. Надо бы бежать стремглав, но невозможно пошевелить ни единым пальцем. Отнялся даже язык. Она могла только кричать что-то неразборчивое.

Увидев, что Запораво в одиночку направился в глубь острова, Конан понял: вот он, долгожданный шанс.. Киммериец не отведал плодов, не участвовал в грубых забавах спутников. Он только притворялся, будто занимается тем же, чем и они, а на самом деле следил за пиратским капитаном. Матросы привыкли к странностям своего вожака и не удивились, когда их шкипер решил в одиночку исследовать этот таинственный, а возможно, и враждебный остров. Они радовались, как дети, оказавшись на берегу после долгого плавания, и не заметили, как Конан, словно пантера на охоте, вслед за Запораво скользнул в лес.

Конан сознавал, что команда давно приняла его как равного. Но неписаные законы вольного морского братства запрещали тому, кто еще не участвовал в сражениях и набегах, вызвать на смертельный поединок своего капитана. А с тех пор как Конан оказался под началом у Запораво, этот корабль бороздил только безлюдные морские просторы, и у Конана не было возможности пройти самое важное испытание — испытание боем. Решись он открыто напасть на капитана — и команда вмиг ополчится против него. Но если смерть настигнет Запораво без свидетелей, осиротевший экипаж вряд ли будет хранить верность покойнику. В волчьей стае ценятся только живые вожаки.

Потому-то Конан с мечом в руке и нетерпением в сердце и крался за Запораво. Они вышли на плоскую, окаймленную высокими деревьями вершину холма. За толстыми стволами маячила зелень пологих холмов, которые вдали скрадывала синяя дымка. Запораво дошел до самой середины вершины и обернулся, почувствовав преследование. Его рука легла на эфес шпаги. Пират выругался:

— Что тебе нужно, грязная собака? Зачем ты следишь за мной?

— А сам не догадываешься? — рассмеялся Конан, быстро приближаясь к своему капитану.— Неужто наивен, как младенец? — На губах варвара играла ухмылка, в глазах пылал дикий огонь.

Запораво снова выругался и обнажил клинок. Барахский пират бросился на него без лишних слов. Меч киммерийца описал в воздухе свистящую, сверкающую дугу, сталь зазвенела о сталь.

У Запораво за плечам и была тысяча боев на суше и на море. Наверное, на всем свете не сыскать было человека, так хорошо постигшего искусство фехтования. Но еще никогда не доводилось ему встречаться с кл и нком, который держали могучие руки варвара, выросшего в диких краях, вдали от стран цивилизованных. Искусство владения клинком столкнулось с молниеносной скоростью и чудовищ]юй силой, доступной лишь дикарям. Конан не прибегал к хитрым финтам, он дрался просто и грубо, как лесной волк, и против первобытной ярости оказалось бесполезным искусство фехтовальщика, как бесполезны навыки боксера против разъяренной пантеры.

Запораво сражался, как не сражался еще ни разу в жизни. Он истратил все силы, отбивая юг инок, который молнией блистал над его головой. Замешкавшись, он пропустил страшный удар рукоятью меча, и его рука онемела по самое плечо. А за этим ударом тотчас последовал другой, столь чудовищной силы, что острие меча пробило кольчуiy и ребра, как бумагу, и насквозь проткнуло сердце. Губы капитана искривились в смертной муке, но он, верный до конца своей мрачной, высокомерной натуре, не обронил ни звука. Он умер еще до того, как его тело вытянулось на истоптанной траве, усеянной кровавыми росинками, которые, подобно рубинам, сверкали в солнечных лучах.

Конан пучком травы стер кровь с меча, ухмыльнулся с удовлетворением, но без злорадства, потянулся, как огромный кот, и замер. Довольное выражение сошло с его лица, сменившись настороженностью. Он застыл как истукан, с мечом на изготовку. Его взгляд поднялся с тела поверженного противника, двинулся вкруг, по деревьям, по синеватому пейзажу за ними, и обнаружил нечто фантастическое, невероятное, не поддающееся объяснению. Над округлым абрисом далекого холма он увидел силуэт высокого, черного, нагого человека, который нес на плече другого человека — тоже обнаженного, но белого. Зрелище исчезло так же неожиданно, как и возникло, и Конан остался в полнейшей растерянности.

Пират снова осмотрелся, неуверенно глянул в том направлении, откуда пришел, и выругался. Он пребывал в замешательстве, даже в беспокойстве, если это слово применимо к обладателю стал ьных нервов. Посреди пейзажа, хоть и экзотического, но вполне реального, он увидел мираж — блуждающего призрака из кошмарного сна. Ни тени сомнения в остроте своих глаз, в здравое ги своего рассудка Конан не допускал. Он знал доподлинно: несколько мгновений назад перед ним возникло нечто таинственi юе, жуткое, сверхъестественное, чуждое. Что же означало это появление исполинского черного существа с белым пленником на плече?

Не зная, что и думать, Конан зашагал в ту сторону, где появилась и исчезла удиви тельная картина о том, насколько разумно и оправданно такое действие, он даже не рассуждал. Достаточно было охватившего жгучего любопытства. Он просто не мог не поддаться соблазну.

Холм за холмом оставлял он позади. Все эти возвышенности походили друг на друга как две капли воды, покрытые густой сочной травой, с купами деревьев там и тут. Приходилось то подниматься по склонам, то спускаться, но в целом местность понемногу повышалась.