Бедная мисс Финч - Уилки Коллинз

Он олицетворение правдивости. Он не способен обманывать меня. Я помню, что действительно сказала то, что он напоминает мне, и думала так в ту минуту, когда была вне себя от досады. Но.., разве нельзя предположить, что Оскар мог обмануться? О, мадам Пратолунго! Я имела о вас такое высокое мнение, я любила вас так горячо, неужели вы этого недостойны?

Я совершенно согласна с Оскаром, что нельзя винить его брата. И грустно, и неприятно, что Нюджент Дюбур позволил себе влюбиться в меня, но я невольно жалею его. Бедный обезображенный человек! Дай Бог, чтоб он нашел себе хорошую жену. Как он должен был страдать!

Я в состоянии выносить даже такую неизвестность. Оскар должен рассказать мне все, что сделала мадам Пратолунго. Я напишу ему сегодня и потребую, чтоб он приехал в Рамсгет.

29-го августа. Я написала ему вчера и адресовала письмо в Париж. Оно будет там завтра. Где Оскар? Когда получит он его?

(Замечание. Это невинное письмо имело роковые последствия. Оно положило конец борьбе Нюджента Дюбура с самим собою, удерживавшей его в Париже. Он отправился в Англию в то самое утро, как получил его. Вот что пишет Луцилла в своем дневнике. П.) 31-го августа. Получила телеграмму за завтраком. Я так счастлива, что не могу оставить руку в бездействии. Я пишу ужасно, но все равно: мне нет дела ни до чего, кроме моей телеграммы. (О, какое благородное существо был человек, придумавший телеграммы!) Оскар едет в Рамсгет!

1-го сентября. Я достаточно успокоилась, чтобы возвратиться к своему дневнику и записать все, что я передумала и перечувствовала с тех пор, как Оскар здесь.

Теперь, когда я лишилась мадам Пратолунго, у меня нет друга, с кем я могла бы поговорить о моих секретах. Тетушка как нельзя более добра со мной. Но с особой, которая так намного старше меня, которая жила в совершенно ином мире, чем я, понятия которой так несходны с Моими, могу ли я говорить о моих причудах и увлечениях и ожидать сочувствия? Дневник мой единственный поверенный. Я могу говорить о себе только самой себе на этих страницах. Я чувствую себя иногда очень одинокой. Я видела сегодня двух девушек, поверявших друг другу свои тайны. Боюсь, что я позавидовала им.

Итак, мой милый дневник, что я почувствовала, протосковав так долго об Оскаре, когда Оскар приехал?

Страшно сознаться, но моя тетрадь запирается в шкатулку, моей тетради можно поверить истину. Я готова была заплакать, так неожиданно, так ужасно была разочарована.

Нет. Слово «разочарована» не годится. Была минута — я едва решаюсь написать, такое это малодушие, — была минута, когда я почти желала ослепнуть опять.

Он обнял меня, он держал мою руку в своей. Как я почувствовала бы это, когда была слепа! Какая чудная дрожь пробежала бы по мне от его прикосновения! Ничего подобного не случилось теперь. Как будто это был не он, а брат его, судя по впечатлению, которое он на меня произвел. Я потом сама брала его руку. Я закрывала глаза, пытаясь возобновить мою слепоту и с ней все прежнее. Тот же результат. Ничего, ничего, ничего!

Не потому ли это, что он, со своей стороны, немного сдержан со мной? А он действительно сдержан! Я почувствовала это, лишь только он вошел в комнату, и не переставала чувствовать с тех пор.

Нет, это не потому. В былое время, когда мы только что начинали любить друг друга, он был тоже сдержан. Но тогда это не мешало. Я не была тогда таким бесчувственным существом, каким стала теперь.

Я нахожу только одно объяснение: восстановленное зрение сделало из меня новое существо. Я приобрела новое чувство, я уже не такая женщина, какою была прежде. Эта важная перемена, вероятно, имела на меня какое-то влияние, которого я не замечала, пока не приехал сюда Оскар. Неужели я поплатилась утратой чувствительности за восстановление зрения?

Я спрошу это у Гроссе в первый раз, как он приедет.

Между тем я испытала и другое разочарование. Он вовсе не так красив, как я думала, когда была слепа.

В тот день, когда моя повязка была снята в первый раз, я могла видеть только смутно. Когда я вбежала в гостиную, я скорее отгадала, что это Оскар, чем узнала его. Седые волосы моего отца, женское платье мистрис Финч помогли бы всякому на моем месте остановиться на ком следует. Но теперь совсем другое. Я могу видеть ясно все его черты и нахожу (хотя я никому из них в этом не сознаюсь), что мое представление о нем, когда я была слепа, — увы — вовсе не походило на действительность! Одно, в чем я не разочаровалась, — это его голос. Когда он не может видеть меня, я закрываю глаза и доставляю себе прежнее наслаждение.

Так вот что я выиграла, выдержав операцию и заточение в темной комнате!

Что это я пишу? Мне совестно самой себя. Разве можно не считать за счастье всю красоту земли и моря, все величие облаков и солнечного сияния? Разве можно не считать за счастье, что я вижу моих ближних, вижу счастливые лица детей, улыбающихся мне, когда я заговариваю с ними? Довольно обо мне. Я несчастна и неблагодарна, когда думаю о себе.

Буду писать об Оскаре.

Тетушке он нравится. Она говорит, что он красив и что он держит себя как джентльмен. Последнее большая похвала в устах мисс Бечфорд. Она презирает современное поколение молодых людей. «В мое время я видела молодых джентльменов, — сказала она как-то на днях, — теперь я вижу молодых животных, хорошо накормленных, хорошо вымытых, хорошо одетых животных, которые ездят верхом, гребут, держат пари, и только».

Оскар, со своей стороны, кажется, полюбил мисс Бечфорд, узнав ее ближе. Когда я в первый раз представила его ей, он, к моему изумлению, изменился в лице и пришел в сильное замешательство. Он ужасно впечатлителен в некоторых случаях. Я подозреваю, что его смутила величественная наружность моей тетушки.

(Замечание. Нет, я не могу не вмешаться, «величественная наружность» ее тетки бесит меня. Нос крючком да чопорные манеры — вот и все ее величие, между нами говоря. Что смутило Нюджента Дюбура, когда он в первый раз увидел мисс Бечфорд, так это страх быть уличенным. Он, конечно, уже знал от брата, что Оскар и мисс Бечфорд не встречались ни разу. Вы увидите, если оглянетесь назад, что они и не могли встретиться. Но не ясно ли также, что Нюджент не мог знать заранее, что мисс Бечфорд оставалась в полном неведении о том, что происходило в Димчорче, что он не мог быть уверен в своей безопасности, пока сам не исследовал почву? Риск был, конечно, так велик, что мог смутить даже такого человека, как Нюджент Дюбур. А Луцилла толкует о величественной наружности своей тетки! Бедная. Предоставляю ей право продолжать. П.) Когда тетушка оставила нас вдвоем, первое, о чем я заговорила с Оскаром, было, конечно, его письмо о мадам Пратолунго.

Он вздохнул с умоляющим видом и смутился.

— Зачем нам отравлять радость первого свидания разговором о ней, — сказал он. — Это так невыразимо тяжело для вас и для меня. Мы поговорим об этом дня через два. Не теперь, Луцилла, не теперь!