Однажды ты пожалеешь - Елена Алексеевна Шолохова

воцарилась тишина, нехорошая, давящая, предгрозовая. Директриса несколько секунд молчала, сверля ее ледяным взглядом.

– Встань, – велела она.

Черемисина поднялась, причем даже это умудрилась сделать с гонором. И приняла позу, кричащую «ну встала, и что?».

– Повтори, что ты сказала.

– Ваш сын тоже получит то, что заслужил?

– А теперь поясни свои слова. При чем тут мой сын? Что молчишь, Черемисина? Как это у вас называется? Попытка перевести стрелки, кажется? Это тебя не спасет. За свои проступки ответишь в полной мере, как и все остальные. Родителей оповещу лично…

– Ваш сын, чтоб вы знали, снял на видео, как издевались над Исаевым, а потом его этим шантажировал, – заговорила Черемисина.

– Что? Что за бред? – нахмурилась Эльза Георгиевна.

– Ничего не бред! – сразу подхватил класс, будто после слов Черемисиной его прорвало.

– Спросите у своего сына! – выкрикивали наперебой. В том числе и Юляша, и Мухина, которые сначала брезгливо «фукали». – Он полгода его шантажировал! Угрожал, что всем покажет то видео, где Исаева унизили. Ваш сын – шантажист! Спросите Исаева! Стоянову спросите! Пусть его тоже ПДН мурыжит! Или что, своего сына отмажете?

– Тихо все! – окриком резко прервала галдёж директриса. На высоких скулах проступили алые пятна. Она хмурилась, но взгляд её метался и выдавал крайнюю растерянность. Всегда такая холодная, сейчас Эльза Георгиевна с трудом держала себя в руках и явно не знала, что говорить, что вообще с этим делать. Класс тоже это видел, и хотя все замолчали, но взирали на нее с победоносным видом.

– Значит так, – наконец собралась она. – Каждый из вас напишет сейчас объяснительную. Будем разбираться со всеми.

– И со своим сыном разбираться будете? – съязвила Черемисина.

– Со всеми, – холодно отрезала директриса.

– Отлично, – хмыкнула Черемисина. Почувствовав сейчас в ней слабину, она заметно наглела. – Вместе с ним на комиссию пойдем. Народ, кто в курсе, за шантаж у нас что бывает? Статья же вроде?

Эльза Георгиевна впилась в нее убийственным взглядом, но ничего ответить не успела. В кармане ее жакета пиликнул телефон. Она достала сотовый.

– Да, Зоя? Кто пришел? Отец Исаева? Ждет меня в приемной? Хорошо, скажи, сейчас буду.

Мрачнее тучи она опустила сотовый в карман, тяжело посмотрела на нас.

– Жду ваши объяснительные. От каждого, – повторила она и вышла из кабинета.

Класс тут же всколыхнулся и снова загудел, не обращая никакого внимания на биологичку.

– Ого! Отец Исаева пришел? – выкрикивали с мест одноклассники. – Зачем? Стоянова, ты не в курсе? Рыжий, знаешь что-нибудь? Что-то будет! Да, наверное, дрюкнуть ее пришел за сынка! Давно пора!

– Вам, по-моему, велено писать объяснительные! – встряла Елена Ивановна. – Так берите и пишите!

Немного успокоившись, наши взялись сочинять эти самые объяснительные. Я сухо и кратко написала всё, что знала со слов Андрея и самого Ярика. Утаила только вчерашний наш разговор о маме. Меньше всего мне хотелось ее сюда вовлекать. Рассказать, конечно, ей придется, но пусть это будет только между нами, а не во время прилюдного разбирательства, иначе… не знаю, страшно даже представить ее реакцию. Да и на душу Ярика с лихвой хватит обвинений.

Со звонком все поднялись, стали неспеша собираться и переговариваться между собой:

– Ты что написал? А ты? В приемную теперь? Мухина отнеси мою заодно! И мою! И мою!

Она насобирала ворох листков с объяснительными. Но свою я решила занести сама. Меня снедало беспокойство, что с Андреем и хотелось узнать, почему пришел его отец.

– Стойте! – преградила дверь Черемисина. – Что делать будем?

– С Лиддерманом?

– Бойкот ему!

– Мало бойкота, пусть…

– Да черт с ним пока. Я про Андрея. Стоянова права. Надо ему как-то сказать, что все нормально, да? Что мы его поддерживаем и всё такое.

– Катрин дело говорит, – подхватил Садовников. – У меня предложение. Вместо факультатива поехали к Андрюхе? Прямо сейчас!

Все радостно загалдели: да! Супер! Поехали!

– Даш, ты с нами? – спросил меня Рыжий, когда все гурьбой помчались в гардероб.

– Не знаю, – пожала я плечами. Если честно, то мне очень хотелось к нему. От переживаний за него я места себе не находила. Но предпочла бы, конечно, поговорить с ним наедине. Но такого я Рыжему, естественно, сказать не смогла. – Наверное. Только занесу объяснительную.

– Ну давай, мы тебя на крыльце подождем.

Когда заглянула в приемную, кроме секретарши там уже никого не было. Я отдала ей свой листок и, помявшись, все же спросила:

– А отец Андрея Исаева уже ушел?

– Да. Эльза Георгиевна только что вышла вместе с ним.

Впрочем, директрису я почти сразу встретила в коридоре. Одну. Она стояла у окна и кому-то настойчиво звонила, но там, очевидно, не брали трубку. Почувствовав мой взгляд, она обернулась. Мне показалось, она в первый миг смутилась, но потом все же подозвала меня.

– Я знаю, что вы с Ярославом общались. Это правда? Он действительно шантажировал Исаева?

Я кивнула.

Она на секунду прикрыла глаза. Тягостно вздохнув, спросила снова:

– А ты… не знаешь, где он может быть?

– Не знаю. Может, дома?

– Звоню. Не отвечает. Не отвечал. – Она показала телефон. – А сейчас вообще недоступен. Отключил, видимо. Ладно, ступай.

– А отец Андрея Исаева… он из-за этого приходил?

Эльза Георгиевна вмиг подобралась и, очевидно, в первый момент хотела меня отбрить за неуместное любопытство, выгнула сердито бровь,