Машина бытия - Фрэнк Герберт

– Веруй.

Орна охватило предчувствие опасности: мучительный ужас. Он поборол желание вскочить и броситься к двери. Предупреждение жреца, мрачно-небрежное, казалось ему правдивым. Он погибнет, если пустится бежать.

Под потолком появилось дымное свечение и начало по спирали опускаться к Орну.

«Свет?»

Орн поднял правую руку. Ее не было видно. Остальная часть кельи тонула во мраке. Чувство давления в келье усиливалось с каждым ударом сердца.

«Если я пожелаю, будет свет. Что ж… когда я усомнился, стемнело».

Он подумал о молочно-белом свете.

Разгорелся свет, не отбрасывающий теней, но под потолком, там, где он видел свечение, бурлила черная туча. Она притягивала его, словно темная бездна космоса.

Орн замер, глядя на нее.

Тьма наполнила комнату.

Под потолком снова вспыхнуло свечение.

Предвидение страха взревело в голове у Орна, словно клаксон. Он закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться. Страх тут же ослаб. Он изумленно открыл глаза.

«Страх!»

А призрачное свечение подобралось ближе.

Глаза закрыты.

Ощущение опасности не прошло, но утратило свою остроту.

«Страх означает темноту. Даже при свете тьма манит. – Орн постарался выровнять дыхание и сосредоточился на поддержании внутренней концентрации. – Вера? Слепая вера? Чего они от меня хотят? Страх порождает тьму».

Он вынудил себя открыть глаза и посмотреть в беспросветную бездну кельи. Светящаяся спираль устремилась вниз. «Даже во тьме существует свет. Но это не настоящий свет, потому что он не помогает мне видеть».

Это напомнило ему далекое детство – царившую в спальне темноту. Лунные тени превращались в чудовищ. Он крепко зажмуривался, боясь, что если откроет глаза, то увидит нечто ужасное.

Орн смотрел на светящуюся спираль.

«Ложный свет. Как ложная надежда. – Свечение скрутилось туже, исчезая. – Абсолютная тьма означает абсолютный страх».

Свечение погасло.

Келью заполонила влажная, пахнущая камнем темнота, в которой раздавались зловещие звуки: скрежет когтей и шипение, скольжение…

Орн представил, что эти звуки издают все ужасные твари, которых он только мог себе вообразить: ядовитые ящерицы, безумные чудовища… Предчувствие опасности оплело его, словно кокон, и он как будто оказался подвешенным в нем.

Во тьме послышался хриплый шепот Бакриша:

– Орн? Твои глаза открыты?

Его губы дрожали от напряжения.

– Да.

– Что ты видишь, Орн?

На черном поле перед глазами Орна вдруг появился образ: Бакриш в пугающем красном сиянии. Он прыгал, и корчился, и гримасничал…

– Что ты видишь? – снова прошипел Бакриш.

– Тебя. Я вижу тебя в аду Садуна…

– Преисподняя Махмуда?

– Да. Почему?

– Орн, разве ты не предпочитаешь свет?

– Почему я вижу тебя?

– Орн, умоляю! Выбери…

– Почему я вижу тебя в…

Орн замолчал. Ему казалось, что что-то внимательно разглядывает его нутро, исследует его мысли, жизненные процессы, взвешивает его. Он вдруг понял, что, стоит ему пожелать, и Бакриш провалится в глубочайшую пыточную яму, полную кошмаров Махмуда.

«Почему бы и нет? А с другой стороны, за что? Кто я такой, чтобы решать? Может, он и не тот. Может, аббат Гальмирах…»

Камни кельи наполнились стонами и причитаниями. Из темноты над Орном вырвался язык пламени и замер, отбрасывая кровавые отблески на стены.

Орна терзало предчувствие непоправимого.

«Вера?»

Им двигало внутреннее знание – а не вера, – что в данный момент он может совершить опасный, коварный поступок: обречь человека на вечные пытки.

«Но кого и зачем? Нет, нельзя». Он отверг этот выбор.

Языки пламени над ним исчезли. Огонь покинул келью, наполненную страшными шорохами и шипением. На Орна снизошло озарение. Он почувствовал, как дрожат его пальцы, впившиеся ногтями в пол и скребущие по нему. Вот и когти! Он рассмеялся, перестал двигать руками. Царапающий звук прекратился. Он расслабил напряженные, судорожно подрагивающие ноги – шорох исчез. А шипение! Сосредоточившись, он понял, что это звук его собственного дыхания сквозь стиснутые зубы.

Орн рассмеялся.

«Свет?»

Из чувства противоречия он отверг саму идею света. Каким-то образом он знал, что эта машина реагирует на его тайные желания, но только на те желания, что не подвергались осознанным сомнениям. Свет существовал, потому что он этого хотел, но он выбрал тьму. Напряжение вдруг ушло, и, закрыв глаза на предупреждение Бакриша, Орн встал. Он улыбнулся в темноту и сказал:

– Открой дверь, Бакриш.

Орн снова почувствовал, как кто-то вглядывается в него, и узнал пси-зонд. Устройство было гораздо сильнее тренировочного зонда, который использовал Эмолирдо. Кто-то проверял его мотивацию.

– Я не боюсь, – сказал Орн. – Открой дверь.

По келье разнесся скрежещущий звук. Стена раскрылась, и из коридора хлынул свет. Орн посмотрел на Бакриша, на фоне света напоминавшего статую в долгополых одеждах.

Последователь Инда сделал шаг вперед и замер, увидев, что Орн стоит на ногах.

– Разве ты не предпочитаешь свет, Орн?

– Нет.

– Но ты наверняка понял суть испытания. Ты стоишь… не боясь моего предупреждения.

– Эта машина подчиняется моей неконтролируемой воле, – сказал Орн. – Суть веры – неконтролируемая воля.

– Ты и правда понял. И все равно предпочитаешь тьму?

– Тебя это беспокоит, Бакриш?

– Да.

– Хорошо.

– Понимаю. – Бакриш поклонился. – Спасибо, что пощадил меня.

– Ты об этом знаешь?

– Я ощущал жар пламени и запах горящей… – Жрец запнулся и покачал головой. – Жизнь наставника в этом месте не бывает безопасной. Слишком много возможностей.

– Ты был в безопасности, – сказал Орн. – Я укротил свою волю.

– Это самая просвещенная степень веры, – пробормотал Орн.

– На этом мое испытание закончилось? – Орн осмотрел темные стены кельи.

– Это лишь первая его ступень, – сказал Бакриш. – Всего ступеней семь: испытание веры, испытание двух ликов чуда, испытание догматов и церемоний, испытание этики, испытание религиозного идеала, испытание верности жизни и испытание мистического опыта. Необязательно в таком порядке.

Давящее предчувствие опасности исчезло. Орна охватило возбуждение.