Лавандовый сад - Люсинда Райли

Конни возвратилась к Фальку с прежней фальшивой улыбкой на лице, такой же искусственной, как и ярко-алая помада на ее устах. Фальк с удовольствием налегал на еду, а она с большим усилием заставляла себя слегка поковыряться вилкой на тарелке. Фальк то и дело набивал рот, успевая при этом засыпать ее самыми разными вопросами. Как она жила до войны? Чем занималась? Какой у них дом в Сен-Рафаэлль? Чем планирует заняться после войны?

– Ну пока о планах на будущее говорить рано, – ответила она уклончиво, наблюдая за тем, как Фальк постоянно подливает ей вино в стакан. – Война ведь еще не закончилась.

– Рано или поздно все войны заканчиваются, не так ли? – Фальк впился в нее тяжелым, немигающим взглядом.

– Конечно, – поспешила согласиться с ним Конни. – Но пока сами французы не осознают, что для них лучше. Всех нас ждут впереди еще тяжелые времена.

– Согласен, – почти миролюбивым тоном подтвердил Фальк. – А что ваш кузен Эдуард? Интересный человек, не правда ли?

– Очень интересный, – вежливо ответила Конни.

– Типичный французский аристократ, семья с многовековой историей. В его роду много славных имен. Не счесть тех де ла Мартиньеров, кто отдал свою жизнь за родину.

– Да, действительно, в их роду было много героев, – снова согласилась с ним Конни.

– И тем не менее последний из рода де ла Мартиньеров с легкостью изменил своему отечеству, стал верой и правдой служить Третьему рейху, нам, Германии. Я часто задавался вопросом, зачем такому человеку, как он, идти на подобный компромисс? – Фальк задумчиво качнул головой, не сводя глаз с лица Конни.

– Вполне возможно, он сделал это потому, что разделяет ваши взгляды и видит будущее таким, каким его видите вы. Он понимает, что старая Франция уже не сможет уцелеть в том виде, в каком она была до войны, а потому совершенно искренне проникся духом идей Гитлера.

– Наверное, таким богатеям, как он, по нраву вся эта наша правоцентристская болтовня. – Фальк тяжело вздохнул. – Но бывает, что другие начинают сомневаться в излишней правоверности таких людей. Так ли уж велика их преданность нашему общему делу? Вот и его имя упорно связывают с деятельностью различных подпольных организаций, в том числе с движением Сопротивления. До поры до времени я отметал все эти слухи, как самые обычные сплетни.

– И правильно делали, Фальк. Сегодня в Париже трудно сыскать человека, которого в чем-нибудь не подозревали бы. Не удивлюсь, если я тоже у вас под подозрением. – Конни издала короткий смешок.

– Ошибаетесь, фройляйн. В вашем досье нет никаких компрометирующих фактов, свидетельствующих против вас. А Эдуард сегодня дома? – неожиданно поинтересовался Фальк. – Коль скоро мы уже отужинали, не вернуться ли к вам? Хочу перекинуться парой слов с Эдуардом, предупредить, что его имя фигурирует в списках тех, кто принимал личное участие во всех последних акциях Сопротивления. Так мне, во всяком случае, доложили. Ну, да что не сделаешь ради дружбы! Ведь Эдуард – мой друг. Он был так гостеприимен и ко мне, и к моему брату.

– Конечно, он дома. Но взгляните на часы, Фальк. Время позднее… Наверняка он уже спит. К тому же, – Конни легко коснулась рукой руки Фалька, хотя в этот момент все внутри нее заиндевело, – кто-то обещал мне расслабиться. – Она кокетливо склонила головку набок и послала ему манящую улыбку.

Глаза Фалька просияли. Он ударил кулаком по столу.

– Да! Вы правы. Сегодняшняя ночь – для удовольствий! Давайте еще немного потанцуем.

Они кружились в танце, и Конни всем телом льнула к Фальку. Его ласки она воспринимала с видом женщины, жаждущей таких ласк. Она чувствовала его нарастающее возбуждение, когда прижималась к нему бедром, а он в это время страстно целовал ее в губы, раздвигал их своим змеевидным языком и засовывал его ей в рот.

– Поехали куда-нибудь, где мы можем побыть одни, – прошептала она ему на ухо.

Все что угодно, но только чтобы этот страшный человек забыл о своем намерении повидаться прямо сейчас с Эдуардом.

– Поехали. Немедленно.

Фальк вызвал свою машину, и они сели в нее. Коротко продиктовав шоферу адрес, он, не теряя времени, принялся грубо обшаривать руками все доступные ему части ее тела. Вскоре машина остановилась на улице Фош возле шикарного жилого дома, в нескольких минутах езды от гестапо. Фальк отпустил шофера, а сам почти бегом потащил Конни за собой в парадный вестибюль. Лифт поднял их на второй этаж. Они вошли в квартиру и сразу же направились в спальню.

– Майн Гот! – воскликнул Фальк, тяжело сопя. – Я ждал этого мгновения с тех самых пор, как увидел тебя впервые.

Он принялся срывать с нее одежду, остановившись лишь на короткое мгновение, чтобы сбросить с себя китель. Потом швырнул Конни на постель и стал расстегивать молнию на своих брюках. Она плотно зажмурила глаза, стараясь остановить слезы, пока он терзал ее, насиловал, больно мял ей груди и все никак не мог остановиться. Она старалась двигать своими бедрами в такт его движениям, чтобы показать, что соитие с ним доставляет ей удовольствие, а про себя молилась, чтобы он поскорее кончил и перестал издеваться над ней.

Она вслушивалась в его невнятные восклицания на немецком, вдыхала в себя перегар его дыхания. Сухие стенки влагалища ныли от нестерпимой боли, а он все никак не кончал, вонзаясь снова и снова в нежную плоть. В какой-то момент ей показалось, что еще немного – и она лишится чувств, но тут Фальк издал звериный рык и рухнул на нее сверху.

Но вот дыхание его стало ровнее, он сполз с ее тела и лег рядом, подперев голову рукой и уставившись на нее долгим пронзительным взглядом.

– Для французской аристократки ты слишком раскованная. Трахаешься, как самая настоящая проститутка…

Фальк закрыл глаза, кажется, задремал. Конни почувствовала себя почти в безопасности. Слава богу, весь этот кошмар закончился довольно быстро.

Но минут через десять он снова открыл глаза и посмотрел на нее выразительным взглядом, после чего начал мастурбировать. Потом схватил ее за плечи и рывком поставил на пол между своих ног, предварительно раздвинув их пошире, и знаком указал на свой член.

– Соси!

– Херр Фальк! Пожалуйста… Я…

Но он уже засунул член ей в рот.

– Вы, французские аристократки! Вообразили, что вы выше нас, да? – Фальк схватил ее за голову мертвой хваткой, не вынимая член из рта. – О, нет! Ошибаешься, милая. Все вы, бабы, одинаковы… Суки и проститутки!

За окнами уже начал проступать рассвет, а Фальк все еще продолжал насиловать Конни, подвергая ее самым изощренным и грубым актам. И все это время не переставал поносить женщин как самых грязных и ничтожных тварей. Она плакала, умоляла пощадить ее, но он оставался глух к ее мольбам. Издевательства лишь распаляли его. В какой-то момент, когда он, повернув ее к себе спиной, вошел в задний проход, Конни почувствовала такую страшную, нестерпимую боль, что тут же потеряла сознание.