Юрий Никулин - Иева Пожарская

Дейк работал замечательно, он словно понимал, что от него требуется. Ему даже нравилось сниматься. Стоило режиссеру крикнуть в микрофон: «Внимание! Мотор! Начали!» — как Дейк кидался к съемочной площадке, стараясь попасть в ближнюю перед кинокамерой точку. И, конечно, всех потряс Дейк во время съемки эпизода, когда Мухтару после ранения делают операцию. Пса положили на операционный стол, и, как только включили съемочный свет, он вдруг начал тяжело дышать, как будто действительно тяжело болен. Потрясенный Туманов шепнул оператору:

— Скорее снимайте!

Из воспоминаний Юрия Никулина: «Утром обычного съемочного дня меня загримировали, переодели в милицейскую форму и повезли на съемку. Только сняли первый дубль, как мне вручили телеграмму из дома. Три раза подряд прочел я текст: "Папа заболел, приезжай немедленно". Как назло, свободных машин не было. Прямо со съемочной площадки меня отвезли в Москву на милицейском мотоцикле. Я даже переодеться не успел — поехал в милицейской форме. Так и вошел в палату к отцу»…

Оказалось, что Владимир Андреевич, как всегда опаздывая, бежал смотреть хоккей в Лужниках и, поскользнувшись, упал на спину. Весь матч он просидел, терпя сильную боль. Сумел самостоятельно добраться домой. А утром он уже не смог встать. Врач, приехавший на «скорой помощи», сразу поставил диагноз: инфаркт.

Два дня Юрий Никулин провел у отца в больнице. В палате лежали еще шесть человек. Владимир Андреевич не жаловался. «Ничего, мальчик. — Он всегда сына называл мальчиком. — Болит, правда, спина, но это ничего, врачи подходят, смотрят. Одно раздражает: такие идиоты лежат в палате. Разгадывают кроссворд и простейшее слово из пяти букв не знают. Я прямо волнуюсь, приходится им кричать!» Какой там «кричать» — Владимир Андреевич так плохо себя чувствовал, что говорил совсем тихим голосом. Видеть отца слабым, говорящим с трудом, было непривычно. Он всегда был бодрым, энергичным, всегда в движении, всегда от него исходила какая-то радость. Как бы трудно ни жилось, какие бы неприятности ни возникали с работой, Юрий Владимирович не видел отца печальным или озабоченным. С ним жилось легко. На Никулина нахлынули воспоминания. Вспомнилось, как отец читал стихи, как пел песни. «Отцвели уж давно хризантемы в саду…» — мурлыкал себе под нос Владимир Андреевич, одеваясь на работу, и все домашние знали: у него преотличное настроение. Вспомнилось, как товарищи по студии клоунады, идя в гости к Никулину, всегда спрашивали: «А отец будет?» И если да, то радовались, предвкушая, какие смешные истории и анекдоты они услышат.

Из воспоминаний Юрия Никулина: «Я сидел у постели отца, смотрел на него и, как говорится, молил Бога, чтобы всё обошлось. Отец спросил меня, как снимают собак в фильме, как мне работается. Потом задремал. Я прямо разрывался. Оставаться? Уезжать? На съемках дорого обходится простой. Отец отпустил: "Езжай, мне уже лучше, только идиоты эти раздражают, сил нет!"

Я уехал. Утром меня снова вызвали. В больницу я попал, когда отца уже увезли в морг. Врач сказал: "У вашего отца был не инфаркт, а инфарктище. Даже если бы мы вытащили его, он был обречен на тяжелую старость, все время бы лежал".

…После похорон отца я вернулся под Каширу. Съемки картины продолжались. Отец не успел посмотреть этот фильм. Он умер в шестьдесят шесть лет».

* * *

Летнюю натуру в «Мухтаре» снимали под Ростовом-на-Дону. Это были сцены, близкие к финалу фильма, в которых пес должен был «играть» пронзительно, как хороший драматический артист. Но встала проблема внешнего вида собаки. Ведь к концу фильма Дейк должен был выглядеть на экране особенно несчастным и больным, этого требовала судьба Мухтара. А как превратить здорового, крепкого пса в несчастного, старого и совсем одряхлевшего после тяжелого ранения?..

Прежде всего решили, что Дейку надлежит прихрамывать. Для этого к его задней лапе между пальцами подвязывали колючий репейник — он слегка покалывал подушечку при ходьбе, это было не слишком больно, но дискомфортно. Дейк, жалея свою лапу, поджимал ее и от этого ходил прихрамывающим шагом. Вскоре репейник отвязали, но Дейк хромал уже по привычке.

Затем морду пса обмотали бинтами — Мухтар ведь был ранен в голову. Но как состарить молодую собаку?

Решили, что старчески неряшливым пес станет, если полить его водой. Полили. Шерсть слиплась, но жара в те июльские дни стояла под Ростовом неистовая, Дейк мгновенно обсыхал и сразу же молодел — неряшливости не получалось. Выход из положения нашел Юрий Никулин: он предложил обмазать Дейка… вишневым сиропом! Пса полили сиропом, шерсть его тут же замечательно свалялась, накрепко слиплась, и Дейк уже выглядел, как надо: забинтованная голова, хромающий шаг и омерзительно свалявшаяся шерсть — всё это превратило здорового пса в старого, несчастного калеку.

В сценарии был эпизод, где покалеченный пулей инвалид Мухтар с трудом, повизгивая от собственного бессилия, сползает с лестницы. Придумано было интересно. Но как разъяснить собаке, что ей делать? Режиссер придумал: лестницу, по которой собаке надо было спуститься, трясли ассистенты — и Дейк боялся. Внизу же, у основания лестницы, стоял его хозяин и жестко требовал: «Ко мне, Дейк! Ко мне!» Жалобно поскуливая и припадая брюхом к ступеням, пес медленно и осторожно переставлял лапы, сползая по лестнице к ногам Никулина — хозяин Дейка стоял сбоку, вне кадра.

Доснимали фильм в Москве в июле 1964 года. Домашние Никулина переехали на дачу, квартира была свободной, и Юрий Владимирович предложил Длигачу пожить с Дейком у него — вместе будет веселее. Длигач согласился.

Однажды ни свет ни заря, около пяти часов утра, сквозь сон Никулин услышал, как Дейк вошел в его комнату и начал стаскивать с него одеяло. Оказалось, собака просится погулять. «Надо же, — подумал Юрий Владимирович. — Хозяин спит рядом, а она пришла за мной». Стало приятно: все же за время съемок артист искренне привязался к Дейку. Никулин встал, быстро оделся и вывел Дейка на улицу. А Дейк стал каждое утро будить Юрия Владимировича, и они шли гулять.

Из воспоминаний Юрия Никулина: «Наступил последний съемочный день. Это событие мы решили с Михаилом Длигачем отметить. К тому времени вернулись с дачи мои родные. Сидим мы все за столом, вспоминаем съемки. Рядом на полу лежит Дейк. Кто-то сказал, что у Дейка теперь два хозяина. Миша, услышав это, обиделся.

— Как бы там ни было, но главный и единственный хозяин — это я. Дейк, ко мне! — скомандовал он.

Дейк мгновенно подошел к нему.

— Дейк, ко мне! Сидеть, — приказал я. Дейк выполнил и мою команду.

Так продолжалось несколько раз. Дейк исправно выполнял все наши команды.

— Как бы он ни слушался тебя, — сказал Длигач, — а хозяин все-таки я.

— Так-то это так, но вот три последние недели Дейк каждое утро будил меня! И просил, чтобы я с ним шел погулять. Хотя ты, хозяин, спал в соседней комнате.

Длигач засмеялся и сказал:

— Так вот знай! Каждое утро он пробовал будить меня, а я ему говорил: "Иди к Юре". После этого он и шел к тебе»…