Поздние ленинградцы. От застоя до перестройки - Лев Яковлевич Лурье

пафосной речью прокурора: «На примере данного уголовного дела мы видим, в преступления был втянут широкий круг как советских граждан, так и иностранцев, которые в конечном итоге и образовали этот черный рынок.

Лариса Торчинская. «Он говорил, что Дахья переродился, о том, что он заразил доктриной стяжательства всех своих знакомых (я почти цитирую), не боюсь этого, он открыл свою душу порокам. И вы представляете, каково это было слышать подсудимому, зная, что по 88-й статье ему грозит расстрел».

Последнее слово Дахьи длилось больше двух часов. Он ссылался на Маркса и Ленина, клеймил пороки общества, которые довели его до преступной жизни, просил оставить возможность воспитать сына, который родился, пока он был под следствием. Однако ничего не помогло. Суд был неумолим. Приговор – 15 лет.

Владимир Гореликов: «Он был в полном шоке. За то, что он сдал очень много людей, они ему пообещали, что не будет такого жестокого приговора. А это практически потолок, выше только расстрел».

Вадим Розмаринский: «Был с ним заключен устный договор: он сдает подельников, каналы, и за это ему – статья-то тяжелая 88-я, там вплоть до расстрела – дадут по минимуму. Но ГБшники его обманули, дали пятнаху».

Среди ленинградских жуликов появилась поговорка: «Не шей мне дахью». Оперу Николаю Иванову вместо благодарности вменяют неделовые отношения с агентом. Мол, Дахья угощал его импортным пивом. Подарил кроссовки и видеомагнитофон. Иванова, который и заварил всю эту кашу, приговаривают к чудовищному сроку – 12 лет лишения свободы. Лишают наград и звания. Сегодня он живет в Питере. Но не хочет общаться на эту тему. С него достаточно тогдашней инициативы.

«Опасность такого преступления, как контрабанда, состоит в том, что она посягает на монополию внешней торговли, которая присуща лишь социалистическому строю и является, в отличие от капиталистического хозяйства, его важнейшей особенностью. Только советское государство имеет право совершать с другими странами экспортно-импортные сделки».

Скоро эта монополия была отменена, да и предпринимательская деятельность перестала оцениваться как страшное преступление.

Владимир Гореликов: «Сидишь в камере, приносят „Правду”, там пишут о кооперативах, о том, как кооператор идет в государственный магазин, покупает за рубль, ну образно, коробок спичек и продает его за пять, и ругают его за это. И я задаю себе вопрос, а за что же я сижу. Я продавал вещь, которая в магазине стоит полторы тыщи, за тысячу – дешевле, чем в государственном магазине».

Пока Дахья сидит в зоне, складываются состояния – миллионеров и миллиардеров, – на фоне которых вся его предпринимательская активность выглядит очень скромной. В начале 1990-х о грехах Дахьи, так волновавших в свое время советскую общественность, все уже забыли, и 7 марта 1993-го, отсидев 6 лет, Дахья убывает из исправительного учреждения ОД-1/3 Владимирской области в город, который за время его пребывания в заключении превратился из Ленинграда в Санкт-Петербург. Подельники Дахьи оказываются на свободе еще раньше.

Анатолий Кривенченко: «Не буду называть фамилии, но некоторые личности из его окружения, занимающие довольно высокое положение в иерархии – сейчас бы она не называлась преступной, – в Сестрорецке живут и довольно успешно занимаются таким мало-средним бизнесом».

В мире, куда вернулся после освобождения Дахья, уже не существуют те статьи Уголовного кодекса, по которым его признали в 1987 году виновным. Нет магазинов «Березка», зато есть обменные пункты валюты, а изготовленные в Гонконге часы и прочий ширпотреб, который помог Дахье разбогатеть, продается на каждом углу. Однако наш герой, сменивший свою фамилию на Романов-Херманссон, не потерялся и в новой жизни.

Уже через год после освобождения, в июне 94-го, Дахья становится значимой фигурой в нефтяном бизнесе. Чуть позже он является одним из руководителей новгородского деревообрабатывающего завода. Как и прежде, продолжает теснить конкурентов. Конкуренты отвечают по своему: 4 мая 99-го года его джип взрывают, но Дахья уцелел. Он на гребне.

Андрей Константинов: «Такой интересный жулик. Авантюрный. Персонаж плутовского романа. И у него и жизнь такая, как плутовской роман. С плохим концом».

Изменение российского Уголовного кодекса помогло Дахье в его новой жизни, зато против него новая жизненная реальность. Бизнесменам-предпринимателям угрожала теперь уже не милиция, не чекисты, но конкуренты. Шла война на уничтожение. Кто выживает, тот становится сильнейшим, тот присваивает все возможности на данной территории. Но многие из тех, кто начинал в советское время с фарцовки, так и не смогли измениться. Мир большого бизнеса их не принял. Дахья стоит особняком. Он сумел подняться с ковра ринга после страшного удара, стал крупным предпринимателем, но своими чистосердечными показаниями приобрел тьму врагов в прошлом, а своей активностью – легион конкурентов в настоящем.

29 декабря 1999 года его жизнь прервал точный выстрел снайпера.

* * *

Историческое имя Ленинграду вернул референдум в 1991 году. Но социалистический город ушел в прошлое не благодаря политическому решению. Он в чем-то сохранял черты исторического Петербурга на протяжении советского времени, несмотря на исчезновение столичного статуса, тотальные изменения социальной структуры, тектонические смены в составе населения. С другой стороны, постепенно, внутри советской формы создавалось другое содержание.

Поздние ленинградцы становились ранними новыми петербуржцами. Борис Гребенщиков еще числился сторожем, а Виктор Цой – кочегаром. Владимир Кумарин служил в «Розе ветров» буфетчиком. Анатолий Чубайс преподавал в Инженерно-строительном институте политэкономию социализма, Анатолий Собчак в ЛГУ – юридические основы социалистического права. Но они действовали, думали, знали то же, что и через пять лет, когда о них узнает вся страна.

Мизансцена была расставлена, оставалось поднять занавес.

Примечания

1

Фрейлехс – народный еврейский танец с неограниченным количеством участников, который танцуют на свадьбах.

2

Геннадия счастливая юность. Две младшие сестры, обожавшая его мама, Тамара Николаевна, и очень уважительно относившийся к нему отец, Анатолий Иванович, крупный строительный начальник. Я помню, как на первом курсе мы с Геной и еще с одним его однокурсником выпивали на Новосибирской улице. Меня поразила деликатность домочадцев – никто не заходил, не тревожил. Поздно вечером приходит отец, приоткрывает дверь и говорит: «Геша, выпиваешь с приятелями? Вот тебе от папы!». Он кидает нам связку бананов – вещь тогда чрезвычайно редкую.

3

Просцениум – передняя, ближайшая к зрителям часть сцены, расположенная перед порталом сцены и занавесом.

4

Дешевые, крепкие сигареты.

5

Поэты.

6

Чифир – чайная заварка, любимый напиток заключенных.

7

Деберц – карточная