Княгиня Ольга и дары Золотого царства - Елизавета Дворецкая

– Говори.

Уже сутки его мучила тревога: а что, если Улеб все же допустил какую-то промашку, о которой не посмел ему сказать? На людях сохраняя уверенный вид, Мистина не знал покоя и почти не спал ночь. Улеб не приходился Мистине родным сыном, но воевода вырастил его и был намерен отвечать за него, как за своего.

* * *

Святослав сидел посреди береговой площадки и глядел в море. Позади него восемь гридей рыли могилу: четверо разрыхляли песок секирами, остальные выгребали обломками щитов.

На место стоянки они вернулись незадолго до вечера – и нашли там только следы недавнего сражения. В стороне валялись на камнях раздетые тела отроков из тех, что оставались с Улебом – девять человек. Разбитые щиты с вырванными умбонами, какие-то тряпки… пятна крови на песке и камнях… два отрубленных заскорузлых пальца… Ни лодий, ни единой возможности понять, чем все кончилось.

Ни про какую краду и речи быть не могло, но не бросать же тела братьев на съедение лисам! Не обнаружив среди мертвых Улеба, Святослав облегченно вздохнул про себя: троюродный брат был ему ближе всех, хотя и за каждого из остальных он стал бы мстить, как за родного.

Но кому?

Люди населяли эти края уже не первую тысячу лет. Когда-то здесь стояли цветущие греческие города, полные золота, беломраморных статуй, храмов и дворцов, а в окрестностях их в изобилии выращивался хлеб и виноград. С греками здесь смешивались местные племена с давно забытыми именами, а еще разные скифы, тавры, готы, гунны, сарматы, гузы, аланы, булгары, зихи… Из-под власти греческих василевсов эта земля за последние века перешла в руки хазарских каганов, здесь поселились и собственно хазары, хотя те, кто сейчас выращивал здесь хлеб и ловил рыбу, хазарами могли называться лишь для простоты. Правил этим краем тудун, сидевший в Карше, а местное население, помимо земледелия и рыболовства, промышляло прибрежным разбоем и беззаконной торговлей в обход кагановых сборщиков мыта.

Все понимали: на стоянку русов напал какой-то местный отряд, пытавшийся захватить пленных для продажи. В какой мере хазарам это удалось, оставалось неясным. Следы показывали, что лодьи все ушли в море. Но кто в них сидел – свои, чужие? Если девять тел погибших гридей остались на месте, значит, полем боя завладели враги – они унесли своих мертвых, а чужих бросили.

Святославу повезло, что с ними оказался Вемунд. Самый старший из восьми спутников молодого князя – ему, видимо, перевалило на четвертый десяток, хотя точных своих лет Вемунд не знал, – он в юности участвовал в походах Хельги Красного на Хазарское море и видел эти места. Только благодаря ему малая Святославова дружина, оставшись в одиночестве на чужом враждебном берегу, имела представление, где находится и как отсюда выбираться.

– Вот здесь мы, – Вемунд воткнул нож в землю. – Вот здесь Карша, тудун и его войско. – Он положил слева камень. – Вот так идет пролив – то есть Бычий брод. – Он положил ветку. – Вот здесь, за полуостровом, море Самакуш[58]. Если добраться до Самакуша и пойти вдоль берега на запад и север, то выйдем в степи. А через них – к днепровским порогам. Там уже не пропадем, если на печенегов не наткнемся.

Князь и семь его гридей молча слушали, сидя в кружок на земле. Иггимар и брат его Грим, Белча и брат его Хавлот были сыновьями старых, еще Ингваровых гридей, причем оба отца погибли с Ингваром в один час. Красен и Вемунд состояли с этими семьями в свойстве, будучи женаты на сестрах Икмоши и Белчи. Градимир и Девята – самый младший из всех, семнадцатилетний, – происходили из старых киевских родов, давно примкнувших к руси. Все они очутились в той ватаге, которую повел на разведку сам Святослав.

Сидеть здесь и дальше не имело смысла – только дожидаться нового отряда, возможно, даже тудуновой стражи, против которой девять русов не выстояли бы. Предстояло искать пути домой: оставшись за морем без лодьи и вообще почти с пустыми руками. Если сюда, почти на другой конец света, их занесло мощной волной, то обратно придется ползти малой каплей…

– Пойдем на север, вдоль Бычьего брода, – предложил Вемунд. – Дальше вдоль берега Самакуша и потом степью.

– Мы так до зимы идти будем, – заметил Белча.

– Пешком – само собой, – поднял глаза Вемунд. – Надо скутар какой найти. Вроде наших тех.

– Может, прямо один из наших? – хмыкнул Икмоша.

– Хорошо бы. Куда-то же их увели. Тут всем местным такие нужны – рыбу ловить, шелка возить помимо мытников хазарских.

– А стража тудунова, надо думать, рыщет вдоль берега? – предположил Святослав.

– Истину молвишь, княже! – по-славянски сказал Вемунд и отчасти издевательски поклонился, не вставая с земли.

Святослав хотел пихнуть его по-дружески, чтобы не зарывался, но не стал. По уму рассуждая, Вемунда им надо нести на руках и обмахивать от мух, поскольку без него они здесь пропадут.

– Но прямо здесь нам скутар не нужен, – продолжал Вемунд. – Мы сейчас вот здесь, – он потыкал ножом в землю на прежнем месте. – Карша – от нас к северу, а мимо нее нас на скутаре не пустят. Враз повяжут.

– Как же быть?

– Сушей обойти. Ночью. И скутар искать на полуночном берегу, уже на Самакуше.

И девять русов двинулись в путь. Поклажи с собой у них имелась самая малость: одежда, что на себе, и оружие. Даже посуда и прочие походные пожитки, уцелевшие во время бури, оставались в лодьях и ушли в Хель вместе с ними. Чтобы не умереть с голоду прямо сейчас, надергали в том же ручье корней рогоза. Идти предстояло через довольно засушливую местность, где не будет и этого. Очень жалели, что не в чем взять с собой воды.

Весь день шли на север, стараясь выбирать низинные места, чтобы не бросаться в глаза издалека. Люди попадались часто, но русы уступали дорогу, лежа за камнями и в зарослях. Идти старались по каменистой земле, где не остается следов; если попадались песчаные участки, пересекали их, ступая след в след. Дважды видели на дорогах десяток тудуновой конной стражи: может, просто те несли дозор вблизи богатого торгового города, а может, искали чужаков. Святослав не мог знать, проведали ли о них что-то местные власти. Но о столкновении с Улебовыми людьми в бухте они уж точно слышали. В одну из этих встреч пришлось пережидать, лежа в канаве по уши в воде – больше укрыться оказалось негде.

Жарило солнце, но тень чахлых зарослей встречалась редко. Один раз полежали под скалой, чтобы хоть немного остыть. Редкие ручьи и канавы давали о себе знать зеленью растущих над ними ив, но подойти удавалось не всегда: рядом стояло жилье, и один раз долго пришлось ждать, пока хазарские бабы, таскавшие воду ведрами в сад, уйдут в свою мазанку. После них воды осталось мало и была она вся взбаламученная, но русы не жаловались.

Хорошее укрытие давали сады и виноградники, но там приходилось опасаться хозяев. Не раз видели, как местные жители – не то греки, ставшие подданными кагана, не то хазары, заселившиеся сюда еще во времена владычества василевса, – поливают свои посадки. Еще с незапамятных времен, с греков – первых насельников этих жарких сухих краев, для полива применялось хитрое устройство: вода шла от ручья по разборной глиняной трубе, и эту трубу переносили из одной борозды в другую, по очереди, пока не окажется напитан весь сад или виноградник. Раза два, наткнувшись на такую работу, русы долго лежали в уже увлажненных участках сада, меж деревьев, обвитых виноградными плетями с полусозревшими красноватыми гроздьями, ожидая, пока виноградари отойдут подальше и дадут им дорогу.