Лжегерои русского флота - Владимир Шигин

Несмотря на крики и марши, исход противостояния становился очевидным — все до одного боевые корабли Черноморского флота остались верны присяге. Но, судя по всему, впавший в истерию Шмидт уже к этому времени потерял всякое чувство реальности.

Заметим, что последние строфы в приведённом выше отрывке из поэмы Пастернака вовсе не метафора, а реальный факт. Из воспоминаний участника восстания Жительского: «Приехав на „Очаков“, П.П. (Шмидт. — В.Ш.) обратился к матросам с речью, в которой упрекал товарищей с „Ростислава“ и других кораблей. Видно, эта поездка его сильно утомила, и с ним сделался обморок: его снесли в кают-компанию и доктор начал приводить его в чувство. П.П. сильно плакал…»

Ситуация для Чухнина в тот момент была крайне сложной, революционная агитация парализовала целые корабли. Вот тут-то и сказался ещё один талант вице-адмирала — талант оратора и полемиста. Пока Шмидт бьётся в эпилептических припадках, вице-адмирал Чухнин, не страшась возможных покушений, объезжает корабли, выступает перед командами, убеждает сомневающихся, ободряет робеющих. По отзыву слушавших эти знаменитые чухнинские монологи, после его выступлений матросы плакали, а самого адмирала провожали с кораблей криками «ура!».

Тем временем, отойдя от очередного обморока, Шмидт занимался совсем иными делами. Что касается самовольного присвоения самому себе звания капитана 2-го ранга, то на этом наш герой не остановился. По свидетельству участников событий, утром следующего дня он уже намеревался поднять на мачте вице-адмиральский флаг! Как не вспомнить здесь великого Пушкина: «Не желаю быть царицей, желаю быть владычицей морскою!»

Можно только предположить, сколь могли возрасти амбиции «красного лейтенанта» через несколько дней! В истории отечественного флота есть ещё только один случай присвоения звания самому себе. Это осуществил в 1919 году вице-адмирал А. Колчак, присвоив сам себе звание полного адмирала. Это не просто совпадение. Как это ни кажется странным, но именно лейтенант Шмидт станет в своё время кумиром Колчака! В жизни всё на редкость закономерно…

Любопытно, что назначенный Шмидтом командиром «Очакова» матрос Исаак Уланский, был «произведён» им… в капитаны 2-го ранга. Именно так Уланский подписывал увольнительные билеты матросам на берег.

Ещё одно свидетельство участника восстания на крейсере «Очаков» Жительского: «Вороницын и другие товарищи предлагали П.П. не упускать благоприятного момента и сейчас же ехать на „Ростислав“, но Пётр Петрович заявил, что он чувствует себя очень слабо, просил отложить поездку на некоторое время, говоря: „Раз там поднимают так часто флаг, значит там идёт борьба; я надеюсь, что она кончится в нашу пользу; завтра мы вызовем депутатов с "Ростислава"…“ Вследствие слабого здоровья П.П. этот благоприятный момент был упущен так же, как несколько других…»

Итак, после полного провала Шмидта в агитации матросов «Очакову» теперь впереди предстоял артиллерийский бой, результат которого, учитывая соотношение сил, предсказать было несложно. Несмотря на то, что «Очаков» стоял почти на выходе из бухты, покинуть её он не мог, так как на борту имелось лишь сто тонн угля. Поняв, что больше к нему никто не примкнёт, Шмидт опять впадает в истерическое состояние. Собрав команду «Очакова», он выступает перед ней, обзывая непримкнувших матросов «жалкими и тёмными рабами», а в конце речи внезапно для всех заявляет, что не ожидал такого поражения. Вот это да! Ещё не начался бой (от которого Шмидт, впрочем, на словах вроде бы и не отказывается), а командир уже объявляет своим подчинённым, что этот бой ими проигран! Здесь надо заметить, что, прибыв в первый раз на «Очаков», Шмидт во всеуслышание продекларировал, что его главная цель — спасти очаковцев. Теперь, когда победа была уже упущена, он мог спасти хотя бы человеческие жизни, то есть исполнить своё первоначальное обещание! Но Шмидт даже не подумал об этом. Он мечтал о жертве, подразумевая под ней, как станет ясно из последующих событий, явно не себя.

Историк отечественного флота Б.В. Заболотских так описывает события на «Очакове»:

„Вице-адмирал Чухнин сообщал в 9 часов утра 16 ноября морскому министру: «Предполагалось дело закончить 15 ноября без кровопролитий, окружив дивизию войсками, предложив ультиматум безусловной сдачи, но мятежники начали наступательные действия, с 14-го на 15-е захватив миноносец "Свирепый" и три номерных, которые и подошли к "Очакову". Все эти суда и "Очаков" подняли красные флаги, после чего был поднят на "Очакове" сигнал: "Командую флотом. Шмидт". Потом Шмидт на миноносце "Свирепый" прошёл вдоль эскадры с криками "ура!"; с эскадры ответа не получил, подошёл к порту и освободил арестованных. В течение утра вооружённые команды из дивизии продолжали занимать мелкие суда, стоящие у порта без команд и где военной охраны не было. Во время обеда вооружённые партии на шлюпках с "Очакова" подошли к броненосцу "Пантелеймон", на котором не было оружия, и, захватив офицеров, свезли на "Очаков"“.

Офицеров с „Пантелеймона“ провели в салон командира крейсера, где во главе длинного стола восседал Шмидт в форме отставного капитана II ранга. За его спиной сидел сын. Речь Шмидта перед офицерами вошла в материалы судебного дела, причём он ничего не отвергал. Вот эта речь: „Обо мне говорят, будто я продался жидам. Я уже двадцать лет, как продался им, они мои друзья. Революционной деятельностью я занимаюсь давно: когда мне было 16 лет, у меня была уже тайная типография. Ни к какой партии я не принадлежу и живу своей головой. Здесь в Севастополе собраны лучшие революционные силы. Меня поддержит весь свет. Морозов жертвует на наше дело целые миллионы. Ялта даром снабжает меня провизией. Ни одна из обещанных свобод не осуществлена до сих пор… Теперь я решил действовать, опираясь на войска, флот и крепость, которые мне все верны. Я потребую от царя немедленного созыва Учредительного собрания. В случае отказа я отрежу Крым, пошлю своих сапёров построить батареи на Перекопском перешейке и отсюда, опираясь на Россию, которая меня поддержит всеобщей забастовкой, буду требовать — просить уже устал (?!) — выполнения своих условий от царя. Крымский полуостров образует в это время республику, где я буду президентом (!!!) и командующим Черноморским флотом и портами Чёрного моря. Царь мне нужен потому, что без него тёмная масса за мною не пойдёт. Мне мешают только казаки, поэтому я объявил, что за каждый удар казачьей нагайки я буду вешать по очереди одного из вас, моих заложников, которых у меня до ста человек (на самом деле заложников было 34 человека. — В.Ш.). Когда казаки мне будут выданы, то я заключу их в трюме "Очакова" и отвезу в Одессу, где будет устроен народный праздник“.

По требованию Шмидта офицеры перешли в кают-компанию, к дверям которой встали два часовых с винтовками. Здесь накрыли стол и дали офицерам по миске флотского борща. В конце обеда вошёл Шмидт.

— Сейчас городской патруль арестовал трёх моих человек. Я отправил требование — всех отпустить. До его выполнения я больше не буду вас кормить.

В начале четвёртого часа полевые орудия, установленные на берегу, открыли огонь по судам с красными флагами, стоявшим в Южной бухте, а также по шлюпкам с мятежниками. В ответ на „Очакове“ подняли сигнал: „Имею много пленных офицеров“.