Файролл. Два огня - Андрей Васильев

Город, кстати, оказался не таким уж и маленьким. Много улиц, переулков разных. И – да, явно торговля тут была будь здоров какая – вон, вывеска на вывеске. Кузнецы, оружейники, ювелиры. Елки-палки, тут, наверное, неплохо поживиться можно, если по домам полазить. Только этим я уж точно заниматься не буду, ну его нафиг. Но вот потом продать информацию об этом месте, с доставкой покупателя сюда – можно будет. За хорошую денежку. А почему нет?

Но где же тут печать-то? Елки-палки, это же иголка в стоге сена, по идее. Не скажу, что подобная идея мне не приходила в голову, но сейчас я это понимаю лучше, чем тогда.

Что ж такая голова-то у меня тяжелая, мысли в ней как булыжники ворочаются. И ведь в сон не тянет, и это не система мне сигнал о переутомлении подает, это что-то другое. Может, из меня тени покойных начали силу тянуть? Да нет, шкала жизни на максимуме, и маны тоже. Но ощущение такое, что мне на плечи скалу взвалили.

Я остановился посреди мостовой и огляделся вокруг – дома, дома, дома. Не по кругу ли я, часом, ходить начал? Да вроде нет.

И вот тут я чуть не подпрыгнул до крыши двухэтажного дома, который ко мне ближе других стоял. Где-то неподалеку что-то звонко цокнуло о камни. Да, звук в абсолютной тишине – это, конечно, сильно.

Цок! Еще раз. Цок! Цок!

Надо идти смотреть, кто это там резвится. Не исключено, что это подсказка, не совсем же садюги эту локацию писали. Хотя – о чем я? Эти могут.

Но – не бежать, а все так же, не торопясь, идти, перекатываясь с пятки на носок. Спешка – вещь опасная. Лучше я опоздаю, чем вовсе не дойду.

Впрочем, быстро я бы и не смог, даже захоти этого. Тяжесть мыслей дополнилась вялостью тела. Все показатели в норме, а я двигаюсь так, как будто засыпаю на ходу.

Цоканье раздавалось с площади, которая некогда, скорее всего, была тут главной торговой, что и неудивительно.

Огромная, круглая, замощенная огромными гранитными плитами, с остатками каких-то павильонов – она впечатляла.

В самом ее центре был колодец – его ни с чем не спутаешь. Надо думать – общественный.

А на краю этого колодца сидел парнишка лет десяти и бросал камушки на гранитную мостовую, с удовольствием смотря на веерки искр, которые те из нее выбивали.

– Не показалось, – он посмотрел на меня и подмигнул левым глазом. – И в самом деле кто-то пожаловал в город. Слушай, а ты сильный, раз досюда дошел. Мало кто до центральной площади добирается.

Я молча кивнул, борясь с желанием присесть на стоящую рядом со мной бочку.

– Те, кто заходит в Ашш-Рахуз, делятся на две категории, – продолжал свои речи мальчишка, отправив в полет еще один камушек. – Первые – это те, кто поумнее. Они заходят в него, понимают, что тут явно что-то не так, и немедленно его покидают, отчего и остаются живы. Вторые – глупцы. Они отправляются бродить по его улицам и остаются тут навсегда. Ты – из вторых, и ты, по факту, уже мертв. Но мне тебя не жалко. Более того – я рад, что ты заглянул, хоть есть теперь с кем поговорить. Плохо только, что недолгой беседа будет. Тебя как зовут?

Я открыл рот, собираясь сказать, что имя мое слишком известно, чтобы я вот так запросто его называл, но не стал этого делать.

– А ты хи-и-и-итренький, – погрозил мне пальцем мальчуган и обаятельно заулыбался. – Не хочешь нарушать тишину? Догадался, да?

Я ни о чем таком еще не догадался, но что тут что-то нечисто – само собой, смекнул.

– Боги наказали жителей этого города, – мальчишка обвел рукой дома, окружавшие площадь. – Слишком много о себе возомнившие жители навеки остались здесь, в своих домах. Они и сейчас там, смотрят на тебя, на меня. Но до тех пор, пока ты никак себя не обнаружишь, они не могут тебе навредить. Хотят – а не могут. Ох, им это и обидно! Ведь тот из них, кто возьмет чужую жизнь, тот освободит себя от своей.

Вот как. А как же себя обнаружить-то можно? Слова, действие… Что-то еще? Или – только слова, звук? Он же сказал – «хи-и-итренький».

– Боги не были бы богами, если бы покарав дерзецов, остановились только на этом. – мальчишка звонко рассмеялся. – Важно ведь не просто наказать, важно заставить свою жертву мучиться. Вот они и поставили проклятым ими гномам условие – кто сможет отнять жизнь у бедолаги, забредшего в этот город, тот станет свободен. Теперь каждый из них ждет только одного – путника, пришедшего сюда и выдавшего себя до того, как он умрет своей смертью. А они, увы, умирают быстрее, чем издают хоть звук. Боги позаботились и об этом. Здесь все устроено так, что умирает не твое тело – но твоя душа. А без нее тело – что такое? Да ничего. Так что – сначала путаются мысли, потом приходит ужас, потом отказывает тело, а потом – фьють! Ты лежишь на камнях, ощущая, как тишина заполняет твою сущность. Ты же это все ощущаешь, не так ли?

Я ощущал. Ноги были словно налиты свинцом, веки стремились опуститься вниз, и в ушах шумело так, как будто я к каждому из них приложил раковину.

Но если со мной такая ерунда происходит, почему этот мальчишка так бодр? Он – иррационален, а значит, он вовсе не мальчишка.

Стоп! Что мне тогда сказал малахольный пророк? «Когда кто-то сыплет словами, в то время, когда надо молчать, это ведет…». Этот щенок заговаривает мне зубы, выжидая, что я умру.

Вопрос «зачем?» пришел мне в голову уже тогда, когда я сделал первый шаг по направлению к колодцу.

Естественно, вопрос этот относился не к тому, зачем я иду, а к мальчишке. Зачем ему моя смерть? Просто так? Вряд ли, что ему в очередном авантюристе, который забрел в город, чтобы поживиться сокровищами мертвых. А он явно хочет видеть, как я окочурюсь.

И самое главное – почему он тут, когда все в домах? Тем более что он не гном? Может, потому что он и не человек вовсе?

– Силен, силен, – мальчишка спрыгнул с края колодца, на котором сидел, но никуда не отошел, уперся в него руками. – Был. Не дойдешь до меня все равно, ты уже слишком ослаб. Город выпил тебя, воин. Демиурги знали, что делали! Не дойдешь, не дойдешь!

Я молча ковылял к приплясывающему щенку, прикидывая, что буду делать, когда до него доберусь. Черт, я практически уверен в том, что он и есть вторая печать. Если бы это было не так, то он отбежал бы в сторону, а так только кривляется и смотрит на то, как я приближаюсь. Он не может покинуть то место, где его оставили демиурги. Перевоплотиться может, а уйти с него – нет.

Вот только что мне делать? Был бы на его месте мужик – не было бы вопросов. Но вот так рубануть сталью по ребенку, даже зная, что он не ребенок? Брррр… Это даже для меня слишком. Я не рефлексирую…

Чтобы тебе пусто было, Двали! Или грибы работают, или он и в самом деле стал гребаным пророком. Он же четко сказал мне – «Не верь рефлексам, они упираются в прописные истины». И еще, до этого, по выбору смерти. Он – знал. Прописные истины. Как же путаются мысли. Что такое прописные истины? Это то, что считается априори верным, синоним «аксиомы». Но аксиома – это утверждение, отрицание истинности которого отрицает основы логического мышления. А прописная истина… Я что, уже начал бредить?