Иван-царевича не надо - Ольга Шах

выпечки. Я тщательно записывала каждый этап операции, чтобы потом можно было легко воспроизвести. Забрав готовое печенье, мы устало погрузились в коляску. Начинало смеркаться. Мы все трое устали, испачкались в муке и прочих ингредиентах — у меня на подоле следы от разбитого яйца, у Верки на груди цвело масляное пятно, а кое-где и следы золы и сажи проглядывали.

Хотелось помыться и лечь спать. Даже есть не хотелось, хотя время ужина давно прошло. Но Марфа сурово сказала, что отправит ужин в мою комнату. Не заходя в дом, я сразу прошла в баню, пока раздевалась, Вера принесла чистое белье. Когда после промывки мы брели по двору, уже стало совсем темно. В дом пробирались партизанскими тропами, через черный ход. Голоса из гостиной придали моей вялой тушке сил и ускорения, поэтому по лестнице на второй этаж я взлетела и проскочила в свою комнату. Торопливо съев то, что принесла на подносе Вера, я уснула ещё на подлёте к подушке. День был насыщен и эмоционально и физически. А завтра, как мне кажется, будет не менее трудным.

После завтрака я поднялась к себе в кабинет и работала с бумагами часа два. Яков Семёнович сразу с утра уехал с проверкой по полям, потом ему необходимо было заглянуть на сахарный завод, проверить, как там идёт отладка оборудования и как обучаются работе с техникой наши будущие сахаровары. Вскоре, через неделю-другую, их будем отправлять в Курск на практическое обучение.

Я же пока подсчитывала результаты нашей поездки в Вязьму. По всему выходило, что получилось неплохо. Можно ездить, торговать. Но только сама не поеду. Слишком много времени теряю. И поместье без присмотра. Достаточно ехать управляющему и парочке расторопных дамочек. Надо сказать Глафире, пусть заведет себе помощницу, а ее саму буду отправлять с торговлей, убеждена, у нее хорошо получится.

Ещё мне не давала покоя мысль о том, что рассказали мне в Вязьме насчёт торговых обозов в Москву. Присоединяться к неизвестным людям страшновато всё-таки. А может, устроить внеплановое собрание наших "сахарных акционеров" и собрать по осени свой обоз? Излишки нынче будут у каждого, виды на урожай хорошие. Прасолы никогда не дадут хорошей цены, им это невыгодно. Мы можем сами продать намного дороже. Надо только посмотреть в прошлых журналах, какие мельницы закупают зерно на муку, крупу. Кто из оптовиков берет урожай картофеля и овощей. Помнится, мелькали такие объявления в журналах. Реклама изобретена далеко не двадцатом веке.

Но тут мои мысли перескочили на возможное препятствие. Да, мой дорогой родственник. Они ещё изволят почивать после вчерашнего, впрочем, это обычный образ жизни петербургского барина. Во всяком случае, так описывалось в исторических романах. Яков Семёнович сказал, что посланец к Заварзину вернулся ещё вчера вечером, Андрей Петрович черкнул пару строк, что срочно выезжает за отцом Василием, в Вестинках его сейчас нет, накануне он был как раз в Федоткино и намеревался ехать в Тасеево. Заварзин в ночь едет за ним, и постараются приехать к нам как можно раньше.

Только это меня немного и успокаивало. На самом деле, я давно уже могла сорваться в панику и наделать глупостей. Да, мне страшно! И в партизанки я точно не гожусь, кишка тонка. Я только-только душой смирилась с этим дурацким попадаловом и перестала ночами выть в подушку от тоски по всей своей прежней уютной, комфортной, беззаботной жизни, по своим родным людям, как на тебе Катя, новый квест!

Повздыхав и пару раз, хлюпнув носом, я вновь погрузилась в дела. Оторвалась только, когда услышала шаги по коридору в сторону моего кабинета. Дверь без стука отворилась, и в кабинет бесцеремонно вошёл Чегодаев, за ним, вежливо улыбаясь, Красильников. И опять потянулся ко мне липкий холод. Но я теперь защиту поставила, как только услышала их приближение. Странный он какой-то. То ли масон, которых в России развелось после наполеоновских войн немерено, то ли очередной соратник графа Калиостро. Впрочем, пока о нем в России ещё не слыхали, появится он позднее.

Дядюшка, как и вчера, уселся в кресло у моего стола, Красильников же сегодня подвинул стул и тоже сел рядом. Я выжидательно смотрела на них, они пришли, им и начинать разговор. Дядюшка откашлялся и начал издалека.

— Ты ранняя пташка, Кати! Но, наверное, у вас в деревне все встают рано?

Я ответила опять в стиле ласковой дурочки.

— Дядюшка, так лето в деревне целый год кормит! Вот и встаём с солнышком! А вы сами разве в своем поместье не так живёте? Вы ведь тоже выросли в поместье, так жили и ваши родители, я помню, хоть и маленькая была, как только чуть солнышко, так дедушка и бабушка уже на ногах и все в делах.

Родственничек скривился, видно, не очень он жаловал такие воспоминания, и неожиданно бухнул:

— Ты вчера говорила о документе на опеку? Так вот, смотри! Вечером хотел тебе показать, да не дождался тебя. Разве прилично девице шастать невесть где до темноты?

Я взяла в руки документ и, разворачивая его машинально пробормотала:

— Не волнуйтесь, дядя, я была не одна, меня сопровождали, и особы женского пола тоже.

Документ был… документом, с солидными гербовыми печатями, кучей каких-то вензелей, подписей с завитушками, и трудночитаемым для меня из-за обилия ятей. Кое-как пробралась сквозь дебри всего. Дочитав, посмотрела на дядю. Он сиял тульским самоваром. Электрическим.

— Ну, ты убедилась, что все права у меня имеются? Надеюсь, ты сможешь быстро собраться, я не намерен торчать в этой дыре и лишнего часа!

Мысленно сосчитав до десяти, чтобы не вылить чернильницу на голову дядюшке и вообще, не проломить ему голову мраморным пресс-папье, я глубоко вздохнула и спокойно сказала:

— Так вы можете отбыть хоть сейчас! Я вас не задерживаю! Я решила остаться здесь, в имении. Отчёты о моем самочувствии и моих делах вы можете получать от моего управляющего и моего духовника, отца Василия. Он очень ответственный человек.

Дядюшка слегка подвис от моей наглости, оглянулся на своего приятеля и удивлённо протянул.

— Эээ… это ещё что за своеволие? Будешь делать, как я велю! Скажу, и поедешь, велю — и замуж пойдешь!

— Арсений Данилович, но в документе не прописано место проживания опекаемой особы. То есть, я могу