Батарея - Богдан Сушинский

– Ты помнишь о своем заветном обещании? – прошептала она, поводя губами по мочке его уха.

– Помню. – Только теперь комбат заметил, что сцену их прощания с интересом наблюдает от ворот госпитальный часовой. – Постараюсь наведаться в ближайшие дни.

– Вряд ли получится. Завтра или, скорее всего, послезавтра нас свернут и перебросят в пределы города, предполагаю, что в район Аркадии. И вообще, ты не понял. Для меня главное не то, что будет происходить во время войны, главное, как поведешь себя после нее. Ты, очевидно, убедился, что замуж за тебя я не собираюсь, во всяком случае, не стремлюсь, не рассчитываю на это. А вот, останешься ли ты верен завету и посчастливится ли еще хотя бы раз повторить наше августовское ритуальное купание, это для меня принципиально.

22

Тайны из своего свидания с капитаном начальник полевого пункта медицинской помощи решила не делать. Она позволила провести себя до операционного отделения и там, уже официально и чопорно, пожелала комбату счастливой дороги. Мало того. Когда Гродов возвращался к своему броневику, она проводила его долгим взглядом и тут же поинтересовалась у кого-то из своего медперсонала:

– Вы хоть гостей-то наших из береговой батареи накормили?

– Да уж без каши и чая не оставили, – лукаво заверила Верникову подчиненная. – Чтобы таких парней и без прикорма оставить? Да никогда!

Уже объявив посадку в броневик, Гродов заметил далеко в море огоньки. Вскинув бинокль, он разглядел силуэт небольшого судна, скорее всего сторожевика, который явно шел курсом то ли на этот полевой госпиталь, то ли на их батарейный причал. «Неужели портовики все же расщедрились и направляют мне такелажников?» – спасительно обрадовался он, понимая, что уже не может спокойно смотреть в глаза лейтенанту Куршинову и его пушкарям.

– Ты как оказался на берегу, у нашего лунного пляжа? – ворчливо поинтересовался он у Жодина, попридержав его у дверцы бронемашины. – Неужто выследил?

– Выследил, конечно, – спокойно признал сержант.

– Из мальчишеского любопытства, что ли?

– Из солдатской предусмотрительности. От линии фронта до госпиталя – в два притопа перемахнуть можно. В этих краях румынская и немецкая разведки шастают, как у себя на задворках. А вы барахтаетесь в воде безо всякой охраны. Не хватало только, чтобы мой доблестный комбат голопопым врагу в языки достался. На весь южный фронт стыдоба и потеха была бы.

– Даже трудно вообразить себе, как все это выглядело бы, – признал Гродов. – Как ты понимаешь, в подобные минуты об опасности почему-то не думаешь.

– Потому и решил взять вас под свою охрану. А что немного завидовал при этом – так ведь не без того. Да и кто бы на моем месте не позавидовал?

– В общем-то поступил ты правильно, хотя, согласись, есть в твоем поступке нечто такое…

– Конечно же есть, это само собой, – легкомысленно согласился Жодин.

Они проезжали Новую Дофиновку, когда на связь вышел радист батареи.

– С вами будет говорить подполковник Райчев, товарищ капитан, сейчас я помогу ему выйти на вашу волну.

А еще через минуту сквозь характерный эфирный треск до слуха комбата пробился грудной голос заместителя начальника порта.

– Что, други мои походные, опять по степям носитесь?

– В госпиталь раненых отвозил.

– С каких это пор доставкой раненых в госпиталь занимается комбат?

– Да прямо с передовой, из-за линии фронта, из боя повез, пока хлопцы кровью не поистекли.

Райчев выдержал паузу, подчеркивая, что понимает серьезность этого поступка офицера, но тут же снова взбодрился:

– То-то комдив твой, майор Кречет, давеча извещал, что ты уже разъезжаешь по фронту на собственной бронемашине.

– Так извещал или жаловался?

– Ставил в известность, други мои походные, что ты все чаще бросаешь батарею на произвол судьбы, увлекаясь рейдами не только на передовую, но и по тылам врага. Бросаешься то к григорьевской дамбе, то к булдынской.

– Странно, что жалуется именно вам. Хотя понимаю, что не только…

– Ну, это он просто так, попутно, поддерживая твою просьбу о командировании такелажников. Никаких особых претензий к тебе, как командиру «береговиков», нет. Да, по-моему, и быть не может.

– Надеюсь, что не может…

– Тесновато твоей бойцовской натуре в батарейных казематах? – в голосе Райчева явственно просматривалось сочувствие. – Может, подсказать, кому надо, чтобы перебросили тебя, с повышением в звании, на какой-нибудь десантный батальон?

– Пока моя береговая батарея в состоянии поддерживать Восточный сектор обороны, я буду оставаться на ее командном пункте. А все мои рейды – всего лишь поддержка морских пехотинцев Осипова и бойцов пограничного полка. Кстати, что с такелажниками?

– Сторожевик «Стремительный» приближается к тебе. На его борту – бригада из шести опытнейших такелажников во главе с Николаем Остроущенко.

– Вот за такое подкрепление – спасибо. Останови! – приказал он Пробневу, завершив разговор с Райчевым.

Высунувшись из люка, комбат увидел в бинокль, что сторожевик действительно направляется к берегу, правда, нацеливается при этом к черневшему у берега остову судна. До командного пункта батареи уже было недалеко, и Гродов повел броневик к нему, чтобы остановиться между корабельной башней с «Императрицы Марии» и причалом. Развернувшись так, чтобы нацелить свет фар на причал, он приказал водителю мигать, подавая сигнал корабельному рулевому.

– Командир «Стремительного» старший лейтенант Кротов уже заметил ваши сигналы, – сообщил радист батареи, – и сориентировался относительно причала.

– Скажи, что жду его на причале. Пусть лейтенант Куршинов устанавливает прожектора и готовится к снятию отработанного ствола первого орудия. Остальным двум орудиям быть готовыми к бою. Командира взвода технического обеспечения лейтенанта Дробина с двумя его орудийными техниками – к первому орудию с инструментом и всем прочим, что может понадобиться во время работ.

Пока батарейный связист передавал распоряжения командира, сам он спустился к кромке моря и взошел на причал. Словно бы желая прийти на помощь морякам, луна вновь пробилась сквозь закрывавшую ее тучку и осветила батарейную пристань с такой яркостью, что никакие световые сигналы уже не понадобились. Да и рулевой мог причаливать, даже не нуждаясь в «подсветке» корабельных прожекторов.

«Какое счастье, что мы еще не блокированы с моря, – подумалось комбату. – Появление здесь любого корабля воспринимается как появление гонца с Большой земли. Как надежда на то, что при любой ситуации, даже если батарея окажется полностью отрезанной от города, всегда остается возможность отступить отсюда морем, чтобы присоединиться к тем, кто будет защищать непосредственно сам город, каждый его квартал, каждый дом…». А защиту Одессы комбат представлял себе только такой: чтобы каждый квартал стал отдельным «укрепрайоном», территория каждого завода или другого предприятия – самостоятельной оборонной единицей. И – до последнего патрона и штыка, до последнего бойца.