Русский рай - Олег Васильевич Слободчиков

конторы, пролопотал кузнец с доброй усмешкой на обгоревшем лице.

– Слышал от Хлебникова и нового правителя он мне показал, – кивнул Сысой.

– Жаль! – опустил голову Петруха. – Если Шмидт и повинен, то только в том, что любит жителей Росса больше, чем управляющих и директоров.

Обдумывая услышанное, томясь затянувшимся молчанием, Сысой принужденно заговорил:

– Индейцев больше не пригоняют на жатву?

– Нынче, в июле пригоняли сотню. Без них не обойтись.

– Я думал, революция запретила ловить их и гишпанцам, и нам.

– Я этого не знаю, сам на полях не работал, мое дело здесь. А пеонов недавно отпустили. Каких-то наградили, но большинство работало за прокорм.

Отец и сын опять замолчали. Каждый думал о своем

– Был на кладбище, могилы ухожены, наверное, ты за ними смотришь? – нарушил молчание Сысой.

– Я! – опустил глаза сын. Помолчав, продолжил: – Дом перебрал, живу все с той же, некрещеной, двоих сыновей родила, пестую их индейцами, отпускаю жить к родственникам. Они свободно лопочут по-своему, я не препятствую.

– Однако, ты умней, чем я был в твои годы! – одобрил сына Сысой. – Быстрей все понял. Я тоже не хочу растить дочку креолкой. Окрестил на всякий случай, а в остальном пусть будет вольной мивочкой. Привык, прикипел к ней душой, хотя печенкой чую, придется бросить и самому уйти отсюда.

– Придется! – согласился сын. Видимо он тоже понимал, что здешняя жизнь не постоянна. – А места хорошие, я к ним привык. На Кадьяк не тянет, на Ситху за двойное жалованье не заманишь.

– Что слышно про Богдашку с Федькой?

– Оба служат на Ситхе, при хорошем жалованье. Богдашка уже в каких-то приказчиках, Федька при магазине.

На том удовлетворилось любопытство Сысоя о сыне-креоле. Он вырос как-то незаметно, в стороне от кровного отца. Наверное, и в молитвах чаще поминал Ульяну с Василием. Сысой вздохнул, оглядывая окрестности, которые помнил не тронутыми топорами.

– Хорошо здесь! – вздохнул. – А в устье Большой реки, какие места?! – Расчувствовался. – Я оттуда вернулся. Всякой рыбы, птицы множество, удобные для хлебопашества луга. Наши беглецы-выкресты обзавелись ранчами, их гишпанцы не выдают.

– Нам Компания не позволит селиться там! – с тоской согласился Петр. Он раньше отца повзрослел душой и уже не мечтал о несбыточном.

В это самое время в правительстве России обсуждалось предложение Компании выкупать у обедневших дворян крепостных безземельных крестьян, освобождать их от государственных податей и селить в Калифорнии с наделами земли в вечное свободное пользование, чтобы обеспечивали хлебом северные колонии и восток Сибири. Но Министерство Иностранных дел, рассмотрев предложение директоров Российско-американской компании, решило, что появление в России фермерских хозяйств, свободных от тягла, даже не государственных крестьян, по отношению к общественному строю Российской империи – мера революционная и антисистемная. Принцип заселения колонии освобожденными от крепостной зависимости людьми противоречил общей политике правительства в крестьянском вопросе. И канцлер Карл Нессельроде, в очередной раз категорически отверг это предложение.

В ноябре с верфи Росса был спущен бриг «Кяхта» и отбуксирован в залив Малый Бодего для дооснащения. Это было последнее крупное судно, построенное в Калифорнии, других уже не закладывали, но сразу стали делать несколько баркасов на продажу. Собрав служащих и партовщиков, Хлебников объявил и зачитал им указ о смене правителя конторы Шмидта Карла Юхана Павлом Ивановичем Шелиховым. Слухи об этом ходили давно, поэтому перемена никого не удивила. Шмидт переводился с повышенным жалованьем на Ситху комендантом крепости. Для него, бывшего там прежде заведующим магазином, это было значительное повышение, но оно не радовало отстраненного правителя. Дооснащенная в Бодего «Кяхта» первым рейсом отправилась в Сан-Франциско за пшеницей, комиссионер Хлебников взял с собой смещенного правителя конторы.

– Похоже, ситхинское начальство боится, кабы Шмидт не сбежал к гишпанцам?! – поговаривали в Россе.

Бриг вернулся с трюмом наполненным пшеницей, встал на рейде против форта. Шмидт и Хлебников высадились на берег. Бывший правитель Росса обошел кусковский сад, который расширил и огородил, объехал поля, попрощался с близкими людьми и вернул вкладчикам деньги, которые самовольно собирал на строительство церкви, при этом вздыхал, и ворчливо оправдывался:

– Што ни телай хорошо – все самовольщик!

С ним возвращались на Ситху пятеро россиян, отработавших контракты.

Помня прежние разговоры с Сысоем, Хлебников сообщил ему:

– Дружка твоего, Прошку Егорова, гишпанцы нашли зарезанным на острове Серрос.

Сысой вздрогнул, вскинув глаза, торопливо перекрестился:

– Что говорят? Кто убил?

– Подначальные ему воры и убили. Пока побеждал – был вождем, а как солдаты постреляли апачей и юмов, так они ему припомнили какой он крови. Наверное, так!

– А как он оказался на том острове?

– Бежали от солдат, скрывались. А что случилось на Серросе, того никто не знает.

Покидавшие Росс люди сели в шлюпку и отчалили от берега бухты. Смущенный вестью о друге, не зная верить или не верить услышанному, Сысой тоскливо смотрел вслед и дымил трубкой, за его спиной слышалась чужая, разноязыкая речь.

– Скоро разучимся говорить по-русски! – Неприязненно кашлянул Петруха.

То ли прощание, то ли дурное предчувствие так затяготило Сысоя, что на теле выступил пот. Он с опаской вскинул глаза к небу. По нему с огромной скоростью летели облака, за ними, скученным стадом черных быков неслись тучи. Непонятно откуда послышался глухой подземный гул. Вскоре небо затянуло тьмой, и со страшным шумом заплясал вихрь, меняя направление по кругу. В море восстали огромные валы, воздух сделался мрачным, а по черному небу расползлись страшные кровавые трещины. На бриге торопливо крепили паруса, но не успели дойти до верхних бомбрамселей, они вздулись и повалили «Кяхту» на борт. Все с ужасом ждали, что мачты вот-вот лягут на воду. Но к счастью, парус на гроте оторвался, и бриг выправился на очередной волне.

Шквал заставил всех провожавших пригнуться и схватиться за шапки. Затрещала и упала стена крепости, оторвались крылья ветряной мельницы. Люди на берегу бросились в укрытия, а на бриге стали бороться за жизнь. Ураган был не долог, корабль сорвало с якоря, но не выбросило на скалы. Вскоре стихия укротилась, настала жуткая тишина, потом повеял обычный бриз.

Поправив рангоут, «Кяхта» распустила паруса, схватила ветер и двинулась на север, к Ситхе. Жители Росса пошли смотреть, что случилось с их домами и хозяйством. Кое-где были сорваны крыши, побита часть скота, на мельнице сорван ветряк.

– К чему бы? – спросил отца Петр, выпрямляясь и поправляя шапку, которую все еще