Орден Хранителей. Оперативник - Александр Золотько

Иван закричал, бросился было вдогонку, но перед глазами сверкнула молния.

— …Живой? — спросил Круль.

Белой бездны не было — была большая комната, из-за низкого потолка казавшаяся еще шире. Были грубо побеленные стены, железная дверь, два плоских светильника на потолке и прямоугольная жестяная труба вытяжки над дверью.

И были два бетонных столба посреди комнаты.

К одному столбу был привязан Круль. Ко второму, лицом к предавшемуся, — Иван. Лицо Круля было испачкано смесью грязи и запекшейся крови. Своего лица Иван не видел, но саднящая боль правой скулы и ощущение стянутой, пересохшей кожи позволяли заподозрить, что и он выглядит не лучше.

— Молодец, очнулся, — сказал Круль. — А мы — фраера, чтоб ты знал.

— По… — В горле запершило, Иван закашлялся, попытался сплюнуть, но вязкая слюна повисла на губе. — Почему фраера?

— Так красиво убежали… И даже не подумали, что нас гонят в ловушку… А там открыли вентиль… Ты что, действительно не слышал о газе-усмирителе?

— Слышал, — сказал Иван, все еще стараясь сплюнуть слюну. — Но не… не пробовал раньше…

— Я тоже. На вкус — мерзость. И действие… Какой фигни я только не насмотрелся! — Круль облизал потрескавшиеся губы. — И сушняк дикий, как после трехдневной попойки…

— А где Янек и Хаммер? — спросил Иван.

— У тебя за спиной, на столбах. Только рты у них заклеены. А нам отчего-то вышло послабление, — Круль усмехнулся. — Вон Янек подмигивает, а Джек выпучил глаза, пытается понять, будет сегодня верстак для него или нет… Не бойся, Хаммер, будь молотком. Тебе бояться нечего, я тебе соврал — пойдешь ты в рай без пересадки сразу после смерти. И Янек — у него, как у отважного Охотника за демонами, пожизненная индульгенция, извини за выражение. Так что побудем немного вместе, а потом…

— Тебе трепаться не надоело? — спросил Иван.

— Нет, а что?

— Кто нас принял?

— Когда я пришел в себя, тут уже никого не было. Только мы, прикрученные к столбам. Не знаю, что там у меня за спиной, но ты обратил внимание на то, что пол кафельный, в углу есть умывальник со шлангом, а в полу несколько стоков. Тебе видно?

Иван покрутил головой — шланга он не увидел, а стоки и кафель действительно были.

— О чем это нам говорит? — спросил Круль и сам ответил: — А говорит это нам о том, что здесь можно совершенно спокойно резать человека в мелкое крошево, потрошить и шинковать, а потом легко смыть все водой из шланга.

— Ну?

— Тебе не страшно?

— Пока ты не начал нести эту околесицу — не было страшно.

— А теперь?

— А теперь я боюсь, что ты будешь городить ерунду до самой смерти.

— Буду, — кивнул Круль. — И долго. Быстро нас не отпустят. Ты же знаешь такую штуку: поставят видеокамеру, включат и начнут нас убивать. С патетикой, с драматическими паузами, с назидательными монологами. Вот, мол, что бывает с операми, когда они связываются с преступившими. И так будет со всеми.

— Круль, я тебя ни о чем не просил, теперь настал момент — прошу, заткнись, пожалуйста. Мне и так хреново…

— Понимаю. Ребятам у тебя за спиной еще хуже… Или лучше, не знаю. Они попадут в рай, но сейчас им заклеили рты, чтобы, значит, не кричали. Следующий за ними — я. Рвать меня будут с особым старанием, нечасто удается заполучить Старшего Администратора Центрального офиса, но, сколько бы у них это ни тянулось, когда-нибудь закончится. И вот тогда я сполна получу по своему Договору.

Только сейчас Иван сообразил, что говорит Круль слишком торопливо и громко, словно пытается заглушить что-то, может собственные мысли.

— А тебе, выходит, хуже всех. Тут будет хреново, больно будет, но только после смерти ты поймешь, что здесь, в сущности, было не так уж плохо…

— Заткнись! — крикнул Иван.

— Не нужно, не нервничай, — словно ничего не слыша, продолжил Круль. — Надежда-то остается. Вдруг Дьявол действительно что-нибудь для тебя придумает. Честно — не знаю как он такое сможет, ведь не всемогущий все-таки, но вдруг? Тебе ведь даже такая призрачная надежда сейчас не помешает. Постарайся мыслить позитивно.

— Рот. Закрой.

— Понимаешь, тут, в общем, все решает воля Господа нашего… вашего. Нет, все-таки нашего. Он создал ад, заключил в него Дьявола на веки вечные. И посылает туда к нему грешников, одного за другим. Но не просто так, а по порядку, по законам и по обычаям. Вот ты про сатанистов слышал? Слышал, все опера про сатанистов регулярно слышат, а некоторые так с ними сталкиваются, так или иначе. Казалось бы, что нам до сатанистов? Что сатанистам до нас?

Иван вздохнул.

— Не переживай, все закончится скоро. С точки зрения вечности, сколько тут нам осталось до финала?

— Ты сходишь с ума? — сказал Иван.

— Я? С чего это? У меня есть четкие перспективы, я знаю, что меня ждет. Да, мне немного неприятна мысль, что меня будут разбирать на составляющие, но при этом я прекрасно понимаю, что после этого все наладится. Все. Это как перед приемом у стоматолога. Ты сел в кресло, в соседнем кого-то уже лечат, рвут зубы, дробят челюсть, он во всю сплевывает кровь, врач выбрасывает окровавленные тампоны, гремит инструментами и жужжит бормашиной. Тебя пока не трогают, но у тебя уже болит в разных местах организма, дрожит в желудке, и только одна мысль носится внутри головы — уйти. Бросить все и уйти. Зубная боль-то уже прошла, она, сука, всегда проходит перед кабинетом стоматолога. Что с того, что ночь накануне ты бегал по потолку, распугивая потрясенных соседей сверху. Сейчас-то — все нормально. Встать и уйти. Но ты не можешь, ты помнишь, что уходить нельзя, это неприлично и выглядеть будет глупо, и ты понимаешь, что следующей ночью тебя опять прикрутит, и завтра снова придется идти сюда. Ты сидишь и обреченно ждешь врача-избавителя. Надеешься, что сейчас будет очень плохо, но завтра, завтра будет значительно лучше. Так вот, я не надеюсь, я точно знаю. Абсолютно точно… — Круль снова облизал губы. — Кольке вообще хорошо, он тоже знает, причем о Рае, о райском наслаждении. Хаммер опасается… А ты… Надейся. Тебе остается только надежда.

— Слепая надежда, — сказал Иван.

Оказывается, какие полезные вещи звучат иногда при накачке. Отец Стефан выбрал правильную тему. Успокоить это не может, но от иллюзий освобождает.

— Так я о сатанистах. Знаешь, собираются, устраивают обряды, кого-то распнут на пентаграмме, сожгут или еще что. Они ведь даже чудеса могут совершать. Демона вызвать, опять же. Полагаешь, это все придумал Дьявол? Он это сделал? Ничего подобного, Ваня. Так повелось. Такие заложены условия в свободу совести и выбора. Если Дьявол заключен в аду, значит, он и не сможет вводить в соблазн. Выбор исчезает сразу. Понятно?

Иван закрыл глаза и несколько раз глубоко вздохнул. Такого Круля он видел впервые, и восторга это зрелище не вызывало. Что это — страх? Подступающее безумие?