Контролер. Книга первая. На пороге - Юрий Никитин

Ингрид поморщилась.

– Верю. На мой взгляд, в мире нет мужчин, ради которых стоит вообще пошевелить даже пальцем, а не то чтобы делать тату… Дальше!

– В общем, – сказала Моника упавшим голосом, – он представлял, что мы встречаемся тайком от его жены и моего ревнивого мужа…

– Вы замужем? – прервала Ингрид.

Моника снова помотала головой.

– Нет, и никогда не была. Наши тайные встречи были для игры, вроде бы рискуем, таимся, нарушаем законы и приличия… Ему хотелось быть тайным нарушителем, то ли пиратом, то ли корсаром… Меня представлял флибустьершей!

Ингрид посмотрела на меня озадаченно. Я подумал, сказал ей с некоторым колебанием:

– Он вообще-то человек… экстравагантный. Скучное ему в самом деле скучно. Если риска в нашей работе нет, то он хотя бы его воображает… Это да, можно поверить, а вот ей нужно…

Ингрид прервала:

– Арестуем его и допросим.

Моника вскрикнула, как раненая птица:

– Нет! Не надо. Я докажу, что он был со мной.

– Как? – спросила Ингрид в лоб.

Моника замялась, посмотрела на меня пугливо, почти прошептала:

– Дело в том, что у нас все шло к окончанию… Я это чувствовала, страшилась, но что может слабая женщина? Потому решила сделать запись на память… И сама установила камеру. Там автоматически выставляется время, вы можете убедиться, что он все время был со мной!

Ингрид кивнула, поинтересовалась:

– С какой целью записывали? Для шантажа?

Моника вздрогнула.

– Как вы можете?.. Это единственный мужчина, которого люблю… я готова оберегать его ценой жизни!.. Он никогда бы не узнал про эту запись, а я бы до старости берегла воспоминания.

Я с удивлением заметил, что Ингрид вроде бы даже неловко от таких откровений, явно больше привыкла догонять, сбивать с ног и вязать, а если что не так – стрелять быстро и точно.

– Хорошо, – сказала она, – давайте эту запись. Обещаю, о ней никто не узнает.

Через несколько секунд Моника протянула ей крохотную флешку.

– Это здесь.

– Хорошо, – ответила Ингрид и добавила милостиво: – Надеюсь, больше не потревожим. Владимир, оставим ее наедине со своими… проблемами.

В коридоре я сказал с удивлением:

– Ты даже расчувствовалась. Кто бы подумал!

– Когда собачка прищемит лапку, – ответила она, – кто не сочувствует? Сейчас то же самое… Как говоришь, Медведев? Это тот, толстый и с бутербродом?

– Запомнила, – ответил я. – Да, именно с бутербродом.

– Извини, – сказала она. – В самом деле сожалею, что это один из твоих друзей.

– Да, – ответил я без охоты. – Особых друзей у меня на работе нет, но Медведев был один из самых близких, к кому я был… расположен. Вообще меньше всего бы на него подумал. С другой стороны, он рисковый. Другие все-таки более правильные. И… понятно теперь, почему не увидел его тогда, когда ты меня силой притащила в свой участок и угрожала не то убить, не то посадить…

– Не увидел на записях камер?

– Да, – подтвердил я. – Он просто не появился на них в тот вечер, днем раньше оставшись ночевать с Моникой в лаборатории.

Она сказала независимо:

– Все равно бы это тебе ничего не дало.

– Возможно, – согласился я. – Но вот так он вообще выпал из любого списка. Что послало нас по ложным следам. Наверное, пора зайти к нему… Побудь здесь, хорошо?

Она сказала встревоженно:

– Он не опасен?

Я усмехнулся.

– Здесь все научные работники. Мы не умеем стрелять и не бросаемся друг на друга с топорами. Да и не убийство он совершил, и даже не чемодан спер…

Она покачала головой.

– Ладно, но не рискуй. Мало ли чего тебе хочется пообщаться наедине… Иди, только быстро!

– Жди здесь, – велел я.

Она кивнула, а я пошел в левый коридор, где у нас тренажерный зал, роскошный солярий, спа, комната для релаксации, джакузи и даже бассейн, чем мы вообще не пользуемся, зря Мацанюк старался, у нас другие интересы, все мы немножко сумасшедшие и зациклены на работе, Медведев тоже таков, даже Моника для него не просто плоть для чувственных утех, а средство для достижения цели…

Когда-то с супружескими изменами боролись яростно и беспощадно. В доцивилизованное время уличенных женщин жгли на кострах, в цивилизованное адюльтер стал причиной убийства уличенного в измене супруга или самоубийства, тяжелых увечий и болезненных разводов, но в конце концов было принято мудрое решение, что если запретить никак не удается, то нужно разрешить и сделать вид, что это нормально.

Потому сейчас все знают ту строфу из Библии, где Господь велел плодиться и размножаться, но насчет ограничений смолчал. Еще все знают абзац из учебника биологии, где рассказано, что только могучий и все подавляющий инстинкт размножения у мужчин когда-то спас человечество от вымирания, потому не стоит с ним бороться, рекомендуется только принимать некоторые меры контрацепции.

И сразу человечество вздохнуло свободнее, а жить стало еще легче и еще беззаботнее.

Помню, как недавно ко мне зашла Вероника, наша сотрудница, очень печальная, поссорилась с бойфрендом из-за пустяков, я ее утешал, как мог, но она даже после вязки оставалась печальной, жаловалась на его нечуткость, я как мог объяснял, что все мы нечуткие, но не потому, что не чуткие, а мужчины смотрят в общем, мелочи не замечают, но не из-за грубости или желания обидеть, просто готовимся спасать мир, потому копим силы, и вообще не стоит придавать слишком много значения так называемой интимной жизни.

И все-таки она ушла, так и не принявшая новые нормы, когда многоженство все еще запрещено законом, но в реале фактически уже принято общественной моралью.

При нынешней эпидемии вседозволенности в сексуальных свободах сперва мощно расцвело то, что раньше было только в анекдотах: когда сначала совокуплялись, а потом знакомились, затем к этому привыкли, секс на стороне перестал быть неким вызовом, мужья перестали ревновать жен к их вязке на службе и по дороге домой, жены смирились еще раньше, и вот тогда после некоторого периода турбуленции как раз и начали формироваться семьи нового типа, когда с одним мужчиной живут две или больше женщин или с одной женщиной двое-трое мужчин.

Старые термины типа полиандрия или полигамия не подходят, как и промискуитет, это все старое и косное, а здесь узаконенная свобода выбора семьи без четко очерченных рамок.

Косенков наслаждается жизнью с тремя, а в соседней лаборатории Веселовского, где работает сплоченный коллектив, постепенно сложилась крепкая семья из четверых мужчин и одной женщины.