Столица для поводыря - Андрей Дай

Но весь этот ажиотаж, вся «перестройка» были бы решительно невозможны без денег. И тут как нельзя лучше пришелся наш с Сидоровым и Асташевыми Томский промышленный банк. Полтора миллиона живых денег для региона, испытывающего постоянный денежный голод! Это важно? Еще бы! Хотите знать размеры торгового оборота всей губернии за год? Всего на моей территории совершено сделок на сумму, самую малость превышающую четыре миллиона серебром. Всего!

Кстати, настоящим открытием для меня был щит, установленный в операционном зале нашего банка. На нем указывались ставки учета векселей. По сути, таблица зависимости надежности того или иного купца на величину дисконта при обмене выписанных им долговых обязательств на наличные деньги. Думаете, рейтинги в двадцатом веке придумали? Ничего подобного! Вот они – в самом классическом своем виде! Причем приказчики ежедневно эти записи подправляли. Приятно было видеть и свое имя среди десяти самых надежных, а значит, обналичиваемых под минимальный процент.

После открытия Томского отделения Государственного банка, а особенно после того, как в новое, только в августе достроенное здание провели отдельную линию телеграфа, наметилась тенденция к избытку денег в регионе. Цены поползли вверх. Тут, надо думать, и известия о втором подряд неурожайном годе у западных и юго-западных соседей сказались. Но и два активно конкурирующих в кредитовании крупных банка сыграли немаловажную роль. Благо уже к зиме с открытием санного пути в Ирбит ситуация стала выправляться.

Деньги деньгами, но и аукцион как аванс на будущее промышленное развитие края – тоже не последнее событие года! Продано двенадцать концессий. По условиям участия от победителя требовалось оплатить государственные сборы на три года вперед. И тут удалось собрать свыше двухсот тысяч!

Да что говорить, если только гербовыми сборами казна десять тысяч получила! За месяц до объявленной даты в губернской столице начался натуральнейший дурдом. Я, честно говоря, и сам не ожидал такого ажиотажа.

Как ни странно, наибольший интерес вызвали три месторождения известняка. Те, что в мое время назывались Яшкинским и Искитимским, и третье – небольшое – неподалеку от Мариинска. Известняк – это ведь не только и не столько цемент, но и известь. А она с началом строительного бума стала весьма востребованным материалом как связующее для кирпичной кладки.

На втором месте прочно удерживались два некрупных месторождения олова рядом с Колыванью. В моем мире их посчитали слишком мелкими для рентабельной промышленной разработки. Но сейчас, при нынешней цене на этот металл в Сибири, за лот проходили нешуточные схватки.

Не вызвали ожидаемого интереса разработки меди в Чуйской степи и нефти на севере. В конце концов купили и то и это, но торгов практически не было. Зато интересно было наблюдать процесс того, как битву выигрывают большие батальоны. Пришел Попов Александр Степанович, тот самый, с которым мы однажды в покер у Бутковской игрывали, и одним махом раздавил всех конкурентов. Дело касалось свинцово-цинкового месторождения, и ни с кем делиться этот купец в третьем поколении не желал.

А потом в «Ведомостях» появились статьи о каждом победителе. О его планах, о мнении касательно самого аукциона и выставленных губернским правлением требованиях. Ну и совсем немного – о кредитах, которые принял на себя обязательство предоставить Промышленный банк, для победителей. Немного рекламы еще ни одному банку не вредило.

Вполне предсказуемо большая часть претензий участников торгов касалась социального пакета для работников образовываемых предприятий. С десятичасовым рабочим днем они еще худо-бедно могли смириться, ибо оправдывали мы это тем, что при более длинной смене существенно растет число несчастных случаев. А присутствие обязано было проявлять заботу о жизни и здоровье подданных его императорского величества.

Гораздо труднее было оправдать необходимость страхования работников от несчастного случая. Все в руцех Божиих! При чем тут хозяин? Но тут уж я уперся и настоял. Купцы подумали, почесали тыковки и решили, что таким образом я продвигаю услуги своего собственного страхового общества. И согласились. Это им было понятно. Взятки же с них никто не требовал…

В общем, я этой затеей с распродажей концессий был вполне доволен. И все-таки не считаю это для себя событием года. Куда больше эмоций у меня вызвал серый и невзрачный корявый брусок, который брякнул мне на стол налетевший коршуном Чайковский.

– Вот, Герман Густавович! Полюбуйтесь! – вскричал он так, что из караулки даже конвойные прибежали с «кольтами» наголо. Думали, должно быть, старый генерал меня тут этой непонятной штуковиной убивает.

– Эм… Здравствуйте, Илья Петрович. И что же… гм… это?

– Успех! Это успех, дражайший мой Герман Густавович! Это чугун нашего с вами завода, любезнейший мой господин Лерхе!

– Чугун? – удивился я. Как-то я не так себе его представлял. Мне казалось, чугун должен быть более… эстетичен на вид, что ли. А на столе лежал грубый кусман непонятно чего, прости господи.

– Именно чугун! Настоящий! Серый! – продолжал радоваться генерал. – А на днях и железо будет! Василий Степанович ныне паровую машину запускает, а потом и пудлинговую печь зажжем. К апрелю, поди, и на тысячу пудов в день можно рассчитывать.

– А рельсы? – Получилось как-то тоненько. Жалко. Пришлось прокашляться. Сердце билось в ритме дискотеки восьмидесятых – сто двадцать ударов в минуту.

– Ах, Герман Густавович, дорогой! Да что вам эти рельсы! Господин Пятов только формы на вальцы и ждет, чтобы эти ваши рельсы начать прокатывать. Рельсы – это натуральнейший пустяк! Мастеровые мои форму под царские ворота для будущей Троицкой церкви начали делать! Вот это да! Это чудесно.

– Церковь? Уже заложили? – А в ушах билось: «Рельсы, рельсы, рельсы!»

– Как можно! Весной и заложим. Все вместе. И его преосвященство попросим освятить…

– Да-да, конечно. Так те двести верст, о коих вы обещание давали…

– Господин Лерхе! Ваше превосходительство! – сурово нахмурил седые брови Чайковский. – Я в том честью клялся и от слов тех не отступлюсь. Только, мнится мне, что…

– Будет немного меньше?

– Мы способны и вдвое больше произвести. Надобно бы подумать, чем еще торговый люд здешний заинтересовать. Заводы, как меня учили, должны хозяевам и прибыль приносить, а не только самолюбие тешить.

– Конечно, – разулыбался я, отпуская сердце на волю. – Я сейчас же отпишу в Бийск. С купцами тамошними был уговор, чтобы в Китай нашу продукцию возить. Еще Гинтар… Господин Мартинс кровельным железом интересовался, а датчане – листами на корпус парохода. Паровые машины с Асташевыми… Гвозди еще…

– Да бросьте вы, ваше превосходительство. – Генерал скинул похожее на шинель пальто на свободный стул и уселся. – Утро-то вечера мудренее. Завтра уже этим озаботимся. Ныне же давайте-ка, молодой человек, отпразднуем! Такое дело сделали! Грех не порадоваться!

Отметили на славу. На следующий день выяснил, что оставленный в кабинете слиток обладает чудесными лечебными свойствами. Попил рассольчику, подержал в руках пару минут тяжелую чугунную чушку, и все! И голова больше не болела, и слабость как рукой сняло. Как только я понял, что именно произошло, немедленно эту волшебную штуку к себе в арсенал уволок. Прибрал, так сказать. Потом еще несколько раз в сходных ситуациях пробовал воспользоваться единожды проявившимися свойствами, но почему-то не вышло больше ни разу. Однозарядный, видно, был артефакт.