Охота на мага - Николай Иванович Леонов

– Свободен, сержант, – разрешил Гуров, – и если у тебя тут микрофоны-жучки, советую отключить.

Зубков бодро козырнул:

– Не занимаемся. – И отправился на рабочее место.

Личман в это время начал реанимацию: извлек пузырек с нашатырем, пластиковую бутылку с водой и одноразовый стакан, приготовил бодрящий раствор «по-питерски» и деликатно потряс спящего. Тот вскинулся:

– А? Что, уже…

– Нет еще, – успокоил адвокат, – Ким Сергеевич, прошу вас, примите от головы – и приступим.

Жога безропотно принял предложенный стаканчик и испил. По мере того как противно-обжигающая жидкость проникала в пищевод, а вызываемая ею струя выхолаживала ядовитые пары вчерашнего, становилось осмысленным его лицо – по-питерски бледное, с длинным носом, глубоко и близко посаженными глазами – серыми, в синих кругах, на которые то и дело падали богемно нестриженые, волнистые светлые волосы.

– Который час? – хлюпнув носом, хрипло спросил он.

– Поздно, – сообщил Гуров.

– Ким Сергеевич, автограф ваш попрошу, – сказал заботливо Личман, извлекши бланк соглашения и протягивая ручку, – здесь и здесь.

Жога автоматически расписался.

– А вы… кто?

Гуров молча предъявил удостоверение, его спутник без лишнего формалитета представился:

– Личман, Сергей Николаевич, адвокат Московской адвокатской палаты.

– Не нужно, – буркнул тот, отвернулся и попытался снова завалиться на топчан.

Гуров удержал его за плечо:

– Тебе не нужно – мне нужно.

– Был следователь…

– А это уже не твое дело.

– Мне не нужен адвокат, – повторил Жога угрюмо, – уходите отсюда.

– Уважаемый Ким Сергеевич, ваш отказ от защитника не обязателен ни для дознавателя, ни для следователя, ни тем более для суда, – подал голос Личман, – и, знаете, время-то идет.

– И что?

– Из сорока восьми часов предварительного задержания потеряно уже четыре с половиной, и за это время вы сделали все, чтобы погубить себя.

– Это мое дело.

– Дурак, и уши холодные, – не выдержал Гуров.

Жога моментально проснулся, сел, выкатив на полковника глаза:

– Чего?

– Того. Хочешь маяться дурью – на здоровье, а вот то, что ты своими метаниями настоящего убийцу покрываешь, – это, прости, наше дело. Мое.

– Кого я покрываю? Я же сказал…

Сыщик поднял руку, призывая к тишине, обратился к адвокату:

– Сергей Николаевич, с вашего позволения мы сейчас все-таки переговорим с вашим доверителем…

– Я не его!

– Уже мой, – возразил адвокат, демонстрируя соглашение, – да, господин полковник, я не возражаю, чтобы вы как частное лицо поговорили с господином Жогой.

И достал диктофон.

– Не возражаете, Лев Иванович?

– Нисколько. Итак, Ким, сделаем так. Я буду излагать свое видение ситуации, а ты, если что-то диссонирует, вставляй остроумные ремарки, договорились? Итак. Ты прибыл к своему бывшему другу, Ситдикову Михаилу Юрьевичу, поговорить о неких вещах, надо полагать, неприятных вам обоим. Выяснить отношения, так сказать. Рискну предположить, что речь шла об использовании ваших общих творений, коих скопилось немало. Договориться, во всяком случае, по всем пунктам, опять-таки рискну предположить, не удалось.

Гуров сделал паузу. Комментариев не последовало, Жога сидел, опустив голову, уперев локти в колени и уронив кисти. Молчал.

– Он уже был пьян? – прямо спросил Лев Иванович.

– Он не пил, – ответил Жога глухо, – ему было нельзя.

– Там была посуда из-под пива, водки…

– Это Яшка все.

– Ладно, допустим. Дальше идут догадки, но один мой друг, тоже полковник и тоже разыскник, советовал изредка фантазировать.

Гуров встал, заложил руки на спину, прошелся по камере взад-вперед:

– Итак, вы не договорились. Или договорились, но осадочек остался. Ты решил, что время уже позднее, или же бывший друг намекнул, что сейчас приедут серьезные люди, не тебе чета… в общем, ты ушел. Кстати, на чем ты приехал?

– На электричке.

– Так, допустим. Спустя некоторое время вернулся… Сколько было времени?

– Я не помню. Наверное, ближе к восьми. Я успел почти до Москвы доехать…

– И что, поехал обратно?

– Да.

– Зачем?

Молчание.

– Хорошо, валяй дурака далее. Итак, ты пришел, в доме уже никого не было, ты спустился ниже и обнаружил его на дороге.

Жога молчал.

– Ким?

– Что?

– Сдристнул зачем?

Жига дернулся как от удара, вскинул красные глаза.

– Именно сдристнул, – жестко повторил Гуров, – извини, если ранил нежную душу поэта. Должен был вызвать «Скорую», его можно было спасти. А вместо этого ты, как подлец и трус, скатился в овраг, прочапал по речке – следы заметал, что ли?

Жога закрыл руками лицо.

– …и, наконец, добрался до платформы. И что же, электрички еще ходили?

– Да, ночная рабочая… добрался до Поварова, там в Зеленоград – и на «Ласточку», домой.

– Позвольте, Лев Иванович? – подал голос Личман.

– Конечно.

– Ким Сергеевич, по какой причине вы так повели себя?

– Только рубаху на груди не рвать, – предупредил Гуров.

Жога вдруг улыбнулся, жалко, чистосердечно:

– Я испугался. Представляете? Испугался.

– Чего же вы испугались, будучи невиновным человеком? – мягко осведомился адвокат.

– Я не могу сейчас сказать. Ссорились мы. Песни делили… не знаю! – вырвалось у него. – Не знаю, чего испугался. Жить так больше не хочу. Я убил. Все.

Адвокат, выключив диктофон, заговорил снова, только на этот раз без признака мягкости в голосе:

– Игры в карамазовщину – это показатель начитанности, не ума. Лев Иванович, я полагаю, что нам можно уходить, сейчас господин Жога не совсем в адеквате.

– Согласен, – светски склонив голову, согласился сыщик.

– Вы прояснили