Метро 2035: Крыша мира - Владислав Выставной

Новичок вдруг сел на снег как подрубленный – и затрясся в тихих рыданиях. Тана осторожно присела рядом:

– Ну что ты? Все же в порядке. Мы живы, здоровы, зачем плакать?

Новичок поднял на девушку изумленный взгляд. Он не плакал. Он смеялся до слез.

– Он же просто псих! – давясь смехом и тряся перед Таной руками, бормотал он. – Он развел нас как лохов! Потащил сюда, чтобы просто воплотить в жизнь свой бред! Бред, понимаете?! Никаких ответов нет! Нет никакого Мудреца на вершине! Ничего нет! И все было зря!

И теперь уже его смех действительно перешел в рыдания.

Это было странно. Все, кроме Змея, собрались вокруг рыдающего бандита, неуклюже пытаясь его утешить. Пока Ксю не посмотрела в глубину седловины.

– Смотрите! – указала она.

В тени одной из вершин, посреди ровной снежной площадки сидел человек в бесформенной одежде с накинутым на голову капюшоном.

– Мудрец… – проговорил Игнат.

– Где? – встрепенулся Новичок. Быстро поднялся на ноги. – Мудрец…

Как зачарованные, они пошли в сторону одинокой фигуры. И только когда были совсем близко, Тана обернулась:

– А где Змей?

Все принялись озираться, звать пропавшего. Старый прищурился, недоуменно приподнял брови:

– Да вот же он.

И указал на одинокую фигуру, сидевшую на снегу.

* * *

Уже сидя на этом мягком и на удивление теплом снегу, Змей ощутил, как уходит глупое беспокойство, а паника уступает место пониманию. Ему не нужно было новое «выпадение», чтобы увидеть то, что он должен был увидеть гораздо раньше.

…Он снова ощутил на плече руку таинственного Мудреца и на этот раз сумел обернуться.

И увидел.

На него смотрел он сам.

Иначе и быть не могло. Дело не в том, что он достиг какого-то просветления. Он оставался самим собой. Просто теперь стало кристально ясно: никто не даст тебе ответов на все вопросы.

Кроме тебя самого.

А остальное… Остальное приложится. Не сейчас, так после. Уже скоро. Потому что они дошли. И увидели не просто красивые горы, не просто ослепительно синее небо.

Они увидели надежду.

Здесь нет тайных знаний. Достаточно одного-единственного, явного знания: на поверхности можно жить, можно дышать, несмотря на то, как это кажется там, внизу. Люди могут выйти, наконец, из своих нор – и жить под настоящим, голубым небом, под живым, теплым солнцем.

Сначала – на чистых горных вершинах, затем, по мере того как черной водой стечет с земли грязь войны, будут спускаться в долины и снова заселять Землю.

Новое человечество может начаться здесь, под новой Крышей мира.

Если только не помешают те, кто мечтает навсегда запереть людей в каменном мешке ради своей призрачной власти.

Но это дело будущего, дело всех остальных людей, которым они, вернувшись, принесут свою светлую весть. А они свое дело сделали.

Главное – вернуться и принести эту весть.

Главное – вернуться.

* * *

Почему я пишу в жанре постапокалипсиса? Об этом спрашивали меня, спрашивал себя я сам. И, кажется, нашел ответ.

Постап – это не о страшном, катастрофическом будущем. Это о настоящем.

О нас с вами.

Это мы, как хмурые диггеры, каждый день спускаемся в мрачные подземелья метро, настороженно смотрим на странных, подозрительных, иногда отвратительных и страшных спутников. Нас несут подземные реки из молчаливых, серых человеческих масс. В нашу сторону настороженно смотрят специально подготовленные бойцы в форме. Среди нас ходят самые настоящие враги – вооруженные, начиненные взывчаткой, готовые убить каждого из нас. В их душах происходят аномальные изменения, достойные психологического триллера. С той разницей, что они – реальные люди и хотят реальной смерти себе и другим. Это живые антигерои, инфернальные злодеи, которые эффектно смотрятся в кино, на страницах книг – и выглядят такими подавленными и жалкими в криминальной хронике, когда их вжимают в пол самые настоящие, из плоти и крови сверхлюди, положившие собственные судьбы на алтарь борьбы со вселенским злом.

Есть герои, до поры до времени растворенные в людской толпе. Они присматривают за нами, оберегают нас, не давая выйти из строя гигантской машине. Но когда случается внезапный сбой и целый состав на полном ходу сходит с рельсов, начинается подлинная боль, появляются страх, ужас, беспомощность человеческих существ, запертых в тесных туннелях. Как описать этот страх, эту боль, это горе? Как описать героизм тех, для кого героические сюжеты – это ежедневная работа спасателя, пожарного, медика?

Как описать собственные переживания? Ежедневная борьба за существование, жизнь в условиях ограниченных ресурсов, на руинах гигантской страны. Когда ты знаешь, что еще вчера ты был частью чего-то великого, светлого, идущего к потрясающему гуманистическому будущему. И вот прямо на твоих глазах или на глазах твоих родителей случается Катастрофа, по последствиям сравнимая с реальной ядерной войной. Когда от нашего с тобой континента откалываются гигантские куски нашей родной земли, и люди на них сходят с ума в кровавых конфликтах за ресурсы, за последний клочок земли, за последний кусок хлеба. Да о чем я? Это происходит сейчас, рядом, прямо на наших глазах.

Может, мы и не думаем обо всем этом, мы свыклись, мы не видим в происходящем ничего катастрофического – но все это живет в нас. И постапокалипсис описывает то, что происходит в наших душах.

Но лично для меня этот жанр – не смакование катастрофы и ее последствий.

Это поиск пути возрождения. Хватит посыпать голову пеплом. Пора выбираться из наших анклавов, исследовать территорию, собирать ресурсы для восстановления нашей цивилизации. Надо объединять разбросанные людские островки в единое целое. Надо снова становиться теми, кто мы есть изначально.

Надо учиться. Учиться на горьких ошибках других, учиться на собственном опыте. Надо развиваться. Надо преодолевать собственную слабость и идти вперед.

Мой постап – не о вселенской катастрофе. Не о принятии новых условий, не об игре по предложенным правилам.

Я хочу думать о том, как стряхнуть всю эту пыль – и идти дальше.

Книга – это модель мира. Но мир – он вокруг нас.

Наверное, потому в этой книге появляются места, которые я люблю, и персонажи, которые мне близки.

А еще очень хочется – чтобы все описанное никогда не произошло в действительности. Прописав все плохое, что могло бы случится, пережив это вместе с героями, мы оставляем все это в удивительном, насыщенном, но, к счастью, иллюзорном мире.