Ресторан "Березка" - Евгений Попов

«А не наоборот ли? Все умные, один ты, как дурак, пишешь мне всю эту ерунду... А ведь ерунда, особенно последняя пара абзацев...» – отвечаешь ты мне, Ферфичкин.

Ах ты, Ферфичкин! Ах ты, ироник! А вот как задам тебе сейчас пару... абзацев (это образец идиотической репризы юмора 4-й степени, не 5-й, а 4-й, а что такое «степень юмора», об этом позже или никогда)... Так вот и сочиняю я для тебя, Ферфичкин, всю эту саморазмножающуюся, увеличивающуюся ерунду, машинально сочиняю, а сам смекаю: хватит ли у меня честности и мужества (наглости и цинизма), чтобы описать следующую, разрушающую лиризм повествования деталь бытия?..

Конечно же, хватит, Ферфичкин! Вот эта деталь. Я влюбился в картину, часами изучал ее, а когда наши родственники переехали в новую квартиру и картина пылилась за шкафом по случаю атеистических прозрений моего подросшего двоюродного брата, я выпросил картину себе, и мне ее охотно подарили. Но вскоре я с ней был вынужден снова расстаться путем ночного уноса ее в темный двор к мусорным ящикам. В замечательной этой картине жили клопы, и кроме витального их присутствия наблюдались также и гнезда. А я – брезглив. Но я – дурак. Мне нужно было просто-напросто сменить раму и стекло, предварительно обрызгав старинный картон аэрозолем «Прима». Однако я тогда еще мало знал жизнь и не догадался, что может быть такой аэрозоль, за что и наказан сейчас тем, что пишу эти смятенные строки. До свидания, баба Мариша Вторая. Еще раз прости, что так все получается...

И ЖИЗНЬ ВМЕШАЛАСЬ, ВЕРНЕЕ – СМЕРТЬ,

взволнованно говорю я тебе, Ферфичкин, но об этом – после, а пока все же о литературе. Оказалось, что сегодня уже 21-е, и я последний раз работал над посланиями к тебе 10-го. То есть мужик и охнуть не успел, как минула целая декада литературного ничегонеделания. А ведь другие писатели, которые умные, так они за эти 10 дней пишут сценарий, зарабатывая 12 000 руб., или производят повесть – 25 стр. × 10 дней = 250 стр. : 24 стр. = 10,3 а. л., повесть в 10,3 авторских листа, увеличивая тем самым свой материальный капитал на 300 руб. за 1 п. л. × 10,3 = 3900 + 3900 руб. (публикация в журнале) + 7800 руб. (публикация в «Роман-газете»), то есть увеличивая свой материальный капитал примерно на те же 12 000 руб., если не больше, да, конечно же, больше, 15 600 руб.!!

Вот так-то! А я все занимаюсь неизвестно чем, и это очень вредно для организма... Я, по-моему, становлюсь от этого кокетливым и развязным типом. Не находишь, Ферфичкин?.. Мало-мало развязный я, да, начальник? Не се па, мон шер? Может, я с ума схожу, Ферфичкин?

Нет, в самом деле, шутки в сторону! 10 дней! Целых десять дней. Даже если я писал бы в день две, ну, пускай одну страницу, и то у меня было бы сейчас целых десять страниц текста!!! Что для меня является отнюдь не плохим результатом, учитывая, что писатель я от роду малописучий и лишь сейчас, когда мне далеко за тридцать, решил наконец добиться автоплодовитости и строчкоизобилия путем регулярной, упорной работы и честной жизни на благо Державы. А так у меня не только десяти страниц текста нету, а вообще у меня нету ничего!!! Я ничего не сделал за эти 10 дней! 10 дней в моей жизни прошли даром (не скажу, что зря).

А губит меня то, что я все жизнь изучаю. Изучаю, изучаю, а чего ее, спрашивается, изучать? Вот был в Калинине (бывш. Тверь), Дмитрове Московской области (бывш. Дмитров Московской губернии), на Красной площади г. Москвы (бывш. Красная площадь г. Москвы)... Чего ее изучать, эту жизнь, хватит ее изучать, она уже вдоль и поперек изучена, места живого нету... Работать надо, а не изучать. Страницы складывать и множить. Богатство свое множить, а то помрешь в один прекрасный день, и что тогда останется от тебя людям, мертвый дурачок? Шиш останется на постном масле, и лопух будет расти, а вы все – изучать, изучать...

Единственным оправданием моей бездеятельности может служить лишь то, что жизнь вмешалась, вернее – смерть, что за истекшие 10 дней в жизни моей и в жизни моей страны произошли столь важные изменения, что я, очевидец, непременно должен их описать, поскольку мне довелось быть их непосредственным свидетелем, а фактически даже и участником. Так что – есть фронт работ, есть что описывать, и я надеюсь, что смогу не только догнать, но и перегнать самого себя, как Мюнхгаузен.

Ибо нынче – долой лень, долой обломовщину, долой плюшевый диван! Грядут новые энергические времена, и я, расквитавшись со старым, совершенно не исключено, что смогу смело и конструктивно, наверное, в них погрузиться, плавая, как дельфин в нарзанном море. Сегодня 21 ноября. Стало быть, чтобы покрыть долги, я должен за сегодня написать 22 страницы или 11 страниц (по нищенскому минимуму). И тогда я непременно сам себя догоню, перегоню и за волосы из болота вытащу.

В старой книге сказано: время собирать и время разбрасывать. Сегодня – время собирать, а что будет завтра, не знаю.

Но 22 страницы мне сегодня не написать, и 11 – тоже, потому что через 20 минут настанет 00 часов, и 21 ноября закончится, о чем я, как человек, отныне вставший на рельсы честности, непременно должен уведомить тебя, Ферфичкин. Вот, кажется, и бьет уже 00 часов. Что ж, завтра допишу, ведь и завтра будет день. Завтра напишу все! Долг мой, как ни странно, отнюдь не вырос, а даже чуть-чуть уменьшился, потому что худо-бедно, а сегодняшний УРОК я выполнил, страничку худо-бедно накалякал, и, стало быть, долг мой уменьшился до 20 или 10 (по нищенскому минимуму) страниц. Я должен тебе, Ферфичкин, ровно 20 страниц. Нет, уже не 20, уже еще чуть-чуть меньше. Ведь я, несмотря на бой кремлевских часов и пение по первой программе радио советского гимна, перевалил уже и на другую страницу. Кажется, это называется паралитературой? Я знаю, я читал... А мне – плевать! Я потому так сильно разболтался и не могу перейти к связному изложению событий, что волнуюсь ужасно – ведь и на самом деле в жизни моего народа произошли важные изменения. Умер тот, кто был.

Он умер 10 ноября, утром, но мы узнали об этом лишь на следующий день, ровно в 11 часов. Говорили, что умер он не утром, а ночью, во сне, но, как это всегда бывает в подобных эпохальных случаях, любое событие настолько обрастает слухами, что верить и не верить им никак нельзя, что я специально подчеркиваю, ибо мои послания к Ферфичкину носят частный, мирный характер и не преследуют политических, идеологических, религиозных или каких-либо еще целей. Они и от литературы весьма далеки, эти мои послания, как далеки, в свою очередь, и от реальной жизни. Они вообще от всего далеки, как и я сам. Гляди, Ферфичкин, – вот он я, рядом, а на самом деле я не здесь и нигде. Я – никто, каковым и желаю оставаться, на родине, в уюте, за шторами или на кухне, где газ горит для тепла, потому что в окошко дует и топят отвратительно. И хотя нефункциональное горение кухонного газа строжайше запрещено правилами экономии, но куда же денешься, если дует, никуда ты не денешься от этого, фигурально выражаясь, ветра эпохи... Не ошибусь, если скажу, что, вероятно, скоро цены на кухонный газ поднимут, и правильно сделают, если поднимут, потому что не один я такой умник, а на всех у нас всего не хватит...