Восставшие из пепла. Как Красная Армия 1941 года превратилась в Армию Победы - Дэвид Гланц

«во всех случаях утраты, порчи, хищения имущества и боевых потерь командованием частей и соединений производится расследование. Виновные в умышленной порче имущества лица привлекаются к судебной ответственности, а имущество исключается с учета по инспекторскому свидетельству{561}».

Несмотря на эти предупреждения и новые правила, Красная Армия продолжала испытывать нехватку некоторых видов теплого зимнего обмундирования. Об этом свидетельствует направленный НКО 4 апреля 1942 года приказ военным округам, фронтам и армиям «О прекращении с 1 апреля 1942 г. выдачи шинелей рядовому и младшему начсоставу тыловых частей, учреждений и отдельным категориям военнослужащих и переводе их на снабжение [двубортными] ватными куртками{562}». И снова НКО пригрозил, что «за нарушение этого требования виновных лиц привлекать к строгой ответственности по закону „Об охране военного имущества Красной Армии в военное время“{563}» Хотя трудности со снабжением в результате этих действий не прекратились, эти и другие меры обеспечили то, что солдаты Красной Армии оказались лучше защищены от воздействия суровой зимы 1941–1942 годов, нежели их противники из вермахта. В 1942 году нехватка обмундирования существенно снизилась — частично благодаря тому, что советская промышленность начала в достаточных количествах выпускать обмундирование и другое военное имущество, а частично благодаря росту объема поставок по ленд-лизу{564}. Многие бывшие солдаты Красной Армии все еще помнят, как улучшилось положение со снабжением. Так, например, один солдат, служивший в 77-й военно-морской стрелковой бригаде, которая в декабре 1943 года действовала в северной Карелии, вспоминает об условиях своей жизни в армии:

«Было холодно, жутко и трудно. Попробуй выживи почти три недели при 20-30-градусном морозе! Вот именно! Одеты мы было весьма неплохо в валенки, ватные штаны и зимние масхалаты; а под ними ватные куртки, обмундирование, теплое фланелевое белье и даже штатное льняное белье под всем этим. Нам выдавали водку и 100 грамм хлеба на человека в сутки. У нас были американские мясные консервы. Вкусные, зараза! В большой банке был свиной жир, который можно было намазать на хлеб, а в середине — кусок мяса величиной с кулак. В общем и целом мы не голодали… [У нас также было] сало, сухари. Были даже лампы-спиртовки, так называемой „нажимной“ разновидности. Это была небольшая жестянка, вроде консервной банки, в которой содержался разбавленный спиртом стеарин. Если зажечь эту смесь, она горит бесцветным пламенем. На ней можно подогреть еду или вскипятить воду. Но зачем же жечь спирт — его надо выпить! Вот потому-то мы пропускали через нее тряпку, а потом выжимали ее. Так можно добыть грамм 50 спирта, и, поскольку мы получали несколько таких жестянок, то можно было неплохо выпить, хотя выпивка это была конечно отвратная; однако оставшаяся восковая свеча все равно горит{565}».

А еще один молодой офицер вспоминал, как:

«До конца войны младшие офицеры, сержанты, рядовые получали обмундирование одного образца: солдатские шинели на крючках, без пуговиц; кирзовые сапоги, которые, вопреки распространенному мнению, вовсе не были „пудовыми“ — напротив, они даже много легче обычных яловых. Но вот голенища, них очень быстро протирались на сгибах, и уже на второй месяц, если не раньше, сапоги начинали пропускать воду. Погоны, звездочки на офицерских погонах и на шапках, пилотках были у многих самодельные. Звездочки и эмблемы, как правило, умельцы вырезали из жести, добываемой из „второго фронта“ (консервных банок с американской свиной тушенкой). Пришивали их нитками. Некоторые, хорошо владевшие иглой, вышивали звездочки на погонах белыми нитками, но такие нитки быстро становились неотличимы по цвету от погон.

Фуражки поблизости от переднего края носили немногие. Жили тут в одних условиях, одной семьей. И офицеры, и сержанты, и солдаты в буквальном смысле слова ели из одного котелка, пили из одной фляжки, укрывались одной шинелью вдвоем, используя вторую как общую постель. И внешнее отличие было очень невелико, заметно лишь на близком расстоянии. Эта близость, определяемая боевым товариществом, полностью соответствовала требованиям маскировки и безопасности.

Поэтому, когда во время последней военной выдачи обмундирования в нашей дивизии, а может быть, и в других тоже, офицерам выдали брюки и гимнастерки из легкой шелковистой ткани песочного цвета, резко отличающиеся от обычного х/б цвета хаки, которое получили сержанты и рядовые, пошли разговоры о возросших потерях среди офицеров. Не могу, правда, подтвердить это фактами, но считаю вполне вероятным[224]» {566}.

Один из наиболее спорных и неоднозначных вопросов, связанных с советско-германской войной, состоит в следующем: почему сталинская Красная Армия, которая понесла еще более сокрушительные поражения и еще более тяжкие потери, чем ее предшественница эпохи царизма в ходе Первой мировой войны, вышла победительницей из схватки с гитлеровским вермахтом, а не развалилась, как царская армия в конце 1917 года? Например, царь в конце лета 1914 года потерял две армии и 245 000 человек в битвах под Танненбергом и в Мазурских болотах — в то время как Сталин за первые же две недели проводимой немцами операции «Барбаросса» потерял три армии и 748 850 человек[225]. Более того, в то время как царская армия потеряла за всю войну 2 245 369 человек и на 1 мая 1917 года имел под ружьем армию в 6 752 700 человек[226], Сталин с 22 июня 1941 года по 18 ноября 1942 года потерял по меньшей мере 6 155 000 человек, а с 19 ноября 1942 года по 31 декабря 1943 года — еще 2 533 400 солдат, итого 8 708 400 из 29 миллионов солдат, выставленных на поле к концу войны{567}.