Очарованный дембель. Сила басурманская - Сергей Панарин

Поступок Торгаши-Керима заслуживал уважения. За то и выпили.

«А я неслабо накушался», – констатировал Иван и перешел к делу. Если на трезвую голову он испытывал сомнения относительно изобретенного недавно плана, то сейчас дембель был готов свернуть горы.

– В общем, я знаю, как тебя освободить.

Персиянец насторожился:

– Не терзай моего сердца пустыми посулами, витязь!

– Да ладно, расслабься. – Подгулявший воронежец усмехнулся. – Дело верное. Я тут живой водичкой разжился. Смекаешь?

– Нет.

– Ну, ты тормоз, хоть и купил тут всех. Мы тебя убиваем, выносим и оживляем!

Торгаши-Керим захлопал округлившимися глазами:

– Не верю, что твоими устами говорит злонамеренность, но ты меня пугаешь.

– Да я сам себя в последнее время пугаю. – Старшой нахмурился, покопался в мешке, извлек пузырек с живой водой. – Вот она… Только ты прав, конечно, глупость я сморозил. Добровольно себя укокошить никто не пожелает.

– Почему же? Тут каждый об этом хоть раз, да задумался, – тихо промолвил купец. – Давай-ка за чудодейственную силу жизни.

Бражка закончилась, и персиянец крикнул слуге, чтобы тот принес еще. Вскоре собутыльники продолжили.

– Будем беседовать о благословенных краях, откуда мы родом, – постановил Торгаши-Керим.

Разговор продолжился до поздней ночи, Ивана сморил сон, когда плачущий купец декламировал сто первую касыду о прелестях персиянок и доблести персиянцев.

Под утро дембель проснулся по вполне естественному зову организма: сколько ни пей, а расстаться с жидкостью придется. Сказав развалившемуся на спине купцу: «Я щаз», Старшой на заплетающихся ногах выбрел из дома.

Вернулся, посмотрел на хозяина мутным взором. Алые лампадки освещали одутловатое лицо. Что-то не понравилось парню в этом лице, и через мгновение стало ясно: синюшный цвет! Тут же бросилось в глаза отсутствие дыхания, ведь огромный арбуз живота вообще не двигался!

Мгновенно протрезвевший Иван таращился на мертвого Торгаши-Керима и слушал похмельный шум в голове. Рядом с телом валялись кубок и перстень с открытым тайничком – изумруд, отодвинутый в сторону, говорил о многом.

– Ах ты, в сопло тебя… – выдохнул Старшой. – Я ж сам пожалел о своем дебильном плане, а ты…

Накинув на плечо мешок, дембель подступил к грузному купцу. Предстояло поднять и дотащить до ворот деревни огромного толстого мужика. Первая же попытка спровоцировала дичайшую головную боль, будто парню шило в висок воткнули. Одолев тошноту, он снова подступился к трупу. Посадил, затем в три приема взвалил его на спину и, превозмогая боль, потащил Торгаши, как санитарка раненого.

Пошатывающийся и пыхтящий Иван не заметил ни спящих часовых, ни случайных ночных прохожих. Один из них узнал купца, похлопал парня по плечу:

– Ты его… того? Насмерть? Давно пора, братуха. Этот павлин всех унизил и разорил. Вот тебе деньжат, выпьешь.

В карман армейских штанов перекочевал небольшой кошель.

У ворот Старшой был готов лечь и умереть рядом с персиянцем: слишком тяжел, да к тому же мягкий, как мешок. Через несколько шагов Иван свалился в пыль, слегка смоченную росой, и забылся на несколько секунд. «На фиг так напиваться? – казнил он себя, очнувшись. – Еще чуть-чуть, и копыта откинул бы». Неистово колотилось сердце, дыхание прерывали судороги, голова буквально раскалывалась.

Постепенно дембель пришел в подобие нормы, перекатил мертвеца на спину. Достал флакончик. Прошептал:

– А вдруг не сработает?

Гадать было бессмысленно. Он раздвинул дрожащими пальцами черные губы персиянца, накапал в рот воды.

Тело купца дернулось, будто по нему пропустили разряд тока. Торгаши-Керим жадно вдохнул и – ожил.

– Фурычит! – Ликующий Старшой слизнул капельку с горлышка пузырька и почувствовал стремительное выздоровление. – Отличненько, и головка не бо-бо, и персиянец очухался, и еще полтора пузырька осталось.

– Где я? – жалобно простонал купец.

– На свободе с чистой совестью.

Парень помог Торгаши-Кериму встать.

– У, шайтанское село! – Персиянец погрозил пухлым кулаком Большому Оптовищу. – Но я же… Яд…

– Я же про живую воду не сочинял, – укоризненно произнес Иван.

Над деревней-ярмаркой начинались утренние сумерки. Зачирикали птички, где-то в Оптовище горланили петухи.

Воронежец извлек из кармана добровольно пожертвованные деньги. Неизвестный спонсор оказался щедрым – десять золотых на дороге не валяются.

– А как же мой караван? – пролепетал купец, осматривая халат и домашние туфли.

– Хочешь вернуться?

– Нет, что ты! – Толстяк даже отбежал подальше от ворот и обреченно остановился. – Но у меня нет ни копейки денег!

Старшой по-нашенски махнул и протянул мешочек персиянцу:

– На, держи.

– Спасибо, витязь! Воистину великое сердце следует за звездой щедрости! Но я не смею принять этот дар. Я обязательно отдам, не будь я Торгаши-Керим по прозвищу Честнейший!

– Ладно, будь здоров, Честнейший. Я тороплюсь, – сказал дембель и зашагал к лесу.

– А мне куда? – чуть ли не захныкал купец.

– Шут тебя знает. Будь осторожен. Кочевники с набегом явились. Вроде бы у Тянитолкаева были. Так что не напорись.

– А ты?

– Ну, как сказал один мудрец из Кидая, я знаю пути долга.

– Когда же мы встретимся?

– Блин, я-то откуда знаю? – вскипел Иван. – Не свидимся, считай, что денежки подарены.

– Да будет твоя жизнь сладкой, а враги твои мертвыми! Брату привет! – кричал вслед Торгаши-Керим.

Емельянов-старший зашел в лес и позвал Вятку. Волк появился быстро, и гонка продолжилась.

Серая стрела пронеслась мимо Мозгвы и взяла курс на север. Несколько часов непрерывной скачки – и вот оно, лукоморье.

Побережье северного моря было не узнать. Темные волны вставали выше трехэтажного дома, хлестали берег с неистовой силой. Пена кипела, смешиваясь с песком, мокрый холодный ветер наотмашь бил в лицо. Гигантского дуба не было – его утащило штормом. На месте дерева виднелся здоровенный пень. Неизвестным вандалам пришлось потрудиться, ведь ширина пня внушала уважение. Золотой цепи не обнаружилось. Дело выглядело как грабеж.

Спешившись, Иван растерянно глядел на поруганное место. Оборотень фыркнул, прочищая нос:

– Кошка сдохла, не иначе.

Старшой побежал между огромными желудями к пню. Возле полукруглой тропинки, которую протоптал Баюн, чернела бесформенная куча. Теперь и дембель почувствовал специфический запашок.

Да, это был кот. Черный. Белая полоска под носом. Шерсть клоками, отвратительная рана в груди. Иван достал пузырек с остатками живой воды и задумался, куда лить.