Дети Брагги - Арина Воронова

— Потому хотя бы, что конунг наш даже после решения тинга вовсе не спешит высылать корабли.

— Но они все же могут еще успеть, — возразил на это Ивар.

— Нет, сын Эгиля прав, — неожиданно вмешался Оттар Черный. — Жертва Хакона напрасна.

— Мы можем обратиться к рунам, — мягко предложил Ванланди. — Руны покажут нам правду. Молчальник заплатил за это знание слишком дорогой ценой, чтобы позволить ему пропадать попусту.

Грим в ответ на это только с досадой хмыкнул. Скагги, впервые на правах ученика допущенный в Круг, собрался было что-то возразить, но его прервал Ванланди, правда, обращался скальд Фрейя по-прежнему к Гриму:

— Но для этого нам понадобятся все силы Круга.

Старый скальд не отпускал взгляда Квельдульва, пока тот наконец не кивнул, пожав плечами.

…И вновь убыстрился ход времени, и отсвет солнца, столь же кровавый, как развернувшаяся внизу сеча, лег на изрезанный берег, на воды залива. Перед собравшимися в Круге возникла ближайшая к гавани башня укреплений Ольсборга. Скагги, который впервые воочию видел рунную волшбу Круга, показалось, что он как будто оказался рядом с самим Иви-конунгом. И понял, что конунг сокрушен силой, превышающей человеческое разумение… Лицо конунга дрогнуло, все тело его сотрясла судорога не то боли, не то ужаса. Он впился пальцами в собственное тело.

Он защищался!

Но от кого?

Вокруг него столпились грамы и стража. Вожаки дружин, как было договорено, пришли за приказами по единой обороне лагерного вала и, встречая в ответ лишь молчание, требовали сперва, потом угрожали… Телохранители пытались понять, вытрясти ответ на вопрос, что происходит…

Воины Вернистра-грама, плечом к плечу ставшие у пролома в стене, не получили подкрепления. Оборона лагеря была прорвана.

Настало время схватки, затем — кровавой бойни внутри самого Ольсборга.

Картины внутри картин!

Столпившиеся вокруг Иви-конунга увидели наконец, что терзало несчастного. Дымные очертания сгущались, а из сгустков дыма складывались отвратительные существа…

…Иви-конунг и те, кто был с ним, пали жертвой ужасных тварей, вышедших из каких-то безвестных подземелий Хель. Чудовища помрачили разум воинов, но не оставили никаких следов на их телах.

Могущественный и славный конунг поддался нахлынувшему на него ужасу и, сбежав по шаткой лестнице к гавани, прорвался к воде…

Отыскав какую-то лодчонку, Иви-конунг бежал на восток, бросив свои дружины и лагерь на произвол судьбы… Кострами пылали северные драккары, кровь павших в закатных лучах казалась не алой, но черной, и черными провалами глазниц глядели мертвые в багровое небо.

Судорожный вздох разорвал мертвенную тишину горницы — и образы исчезли. Оказывается, Скагги, не выдержав зрелища бойни и искалеченных тел, выдернул руку из ладони Гранмара, уничтожив тем самым волшбу.

С минуту все молчали, впитывая в себя важность увиденного.

Первым обрел дар речи Скальдрек, скальд стража богов:

— Эти… эти существа, — неуверенно заговорил он, — которые напали на Иви-конунга, были плодом его безумия? Или…

— …Явились из подземного царства? — закончил за него Оттар Черный, а Стринда подумал, что бесстрастность старика способна свести с ума любого. — Их вызвала волшба оборотного эрилия. Для Иви они были реальны, братья, точно так же реальны, как тварь, сгубившая Глама Хромую Секиру, или как те, что напали на Грима и Скагги на вересковой пустоши…

— С дружиной Ольсборга был Хальвдан Летописец, — тяжело проговорил Грим.

— И что же, — встрепенулся Скальдрек — неужели скальд Тюра ничем не мог помочь ратникам?

— Возможно, Хальвдан сделал все возможное, но в заклятиях одному ему не осилить было Вестреда.

— Или сам Вестред высосал из скальда Тюра все, что мог, — мрачно добавил Грим и стал безрадостно рассказывать о том, как зверски убили Агнара-целителя на хуторе Скьяра Старого и как звенел потом волшбой сам воздух вокруг схватки. — Верно, Варша предвидел, что каждый из детей Брагги сейчас опасен не только для тех, кто рядом с ним, но и для самого себя. «Опаснее мечей и секир», говорил он.

— Его необходимо остановить, — бесцветно проговорил Оттар Черный, и ни у кого не возникло желания спросить кого.

— Как? — Голос обычно жизнерадостного скальда Тора звучал устало. — Любого из детей Брагги он выследит посредством рунного дара, а просто воину и думать нечего пробиться к нему.

— А что, если попытаться проникнуть к нему под видом предателя, перебежчика? — с надеждой спросил Ванланди.

— Кому? — поднял голову Грим. — Гранмар-кузнец прав, нам к нему не подступиться.

— Н-но… — Скагги вдруг вновь, впервые за последний месяц, стал заикаться, — возможно, Круг позволит попробовать мне…

Все головы недоверчиво повернулись к притаившемуся в уголке ученику целителя. На губах Амунди застыло готовое сорваться с языка возражение.

— Не одному, разумеется, — продолжил он уже увереннее. — Но… Я еще не скальд, мое посвящение не завершено, и есть шанс, что он не заметит меня. Быть может, нам удастся проникнуть во франкский лагерь, а если повезет, то и убить его.

— Большой Кулак говорил, что скучно ему в Фюркате, — задумчиво произнес скальд Локи, — дескать, слишком тихо у нас на его вкус.

Еще пару часов.

Строй франкских лучников на мгновение раздвинулся, пропуская вперед какого-то высокого воина. Этот был без шлема, и ветер свободно трепал длинные светлые волосы, и хотя Хакон-ярл не мог за дальностью разглядеть его лица, у него почему-то невнятно защемило сердце.

Как мало света! Умытые утренним дождем внезапно будто выцвели, поблекли пойменные луга. Хакон едва не задохнулся от налетевшего вдруг порыва ветра и дико огляделся по сторонам, не понимая, почему его люди будто ничего не замечают.

Высокий — хольд, по богатому платью — выбросил руку вверх, приказывая лучникам прекратить огонь. Сделал шаг вперед. Хакону казалось, что сам воздух вокруг него полон невнятного бормотания, скрежета.

Светловолосый же все приближался, на ходу доставая из ножен меч. Вот он достиг уже почти у самого частокола. Сканейский ярл столь пристально вглядывался в лицо этого нового врага, что перед глазами все начало расплываться. Перед ним колыхнулось лицо Редрика… сына… Или это только иллюзия? «Ред!» — беззвучно выкрикнул сканейский ярл. И видел, как двигаются губы первенца, как будто он отдает какой-то новый приказ или клянется кому-то в вечной верности и повиновении…

Справа от Хакона, застонав, упал на одно колено дружинник.

Холод! Холод Нифельхейма, слишком страшный, непереносимый для смертного! Стужа сковала сканейского ярла, стужа будто текла по его венам, вливалась в кости. Сам не зная, как это ему удалось, он нашел в себе силы заговорить, пытаясь кричать, хотя у него вышел только шепот. И были это, казалось бы, давно позабытые слова древнего скальда, что сказал ему на прощание Молчальник: