Бунтари не попадают в рай - Татьяна Никандрова

все так, – усмехается он, листая методичку. – Куда, кстати, поступать планируешь?

Вопрос Егора звучит непринужденно, но я все равно напрягаюсь. По той простой причине, что я никогда и ни с кем это не обсуждала. Мои планы на будущее – это что-то из разряда потаенного и немного постыдного, потому что я не привыкла руководствоваться своим «хочу». Моей жизнью по сей день правит суровое «надо», произнесенное строгим голосом непреклонной мамы.

У нас в семье принято считать, что после колледжа я поступлю в местный филиал аэрокосмического института. Так же, как и мама в свое время. Не то чтобы это как-то обсуждалось, просто родители приняли такое решение. Как всегда, без моего участия.

Я не спорила и не возражала, но в глубине душе желала совсем другого.

Во-первых, я с одиннадцати лет мечтала уехать из нашего загибающегося городка. Расправить крылья и зажить жизнью, лишенной гнета прошлых обид и неусыпного родительского контроля. Поймите правильно, я люблю родину, но проводить здесь остаток своих дней мне вовсе не хочется.

Во-вторых, идея с аэрокосом… Ну не знаю. Она, может быть, и неплоха, но точно не для меня. Где самолеты, а где я? Да и впоследствии переквалифицироваться в бухгалтера, как это сделала мама, меня тоже как-то не тянет.

Вот пединститут – совсем другое дело. Туда бы я с удовольствием пошла. Возможно, это чересчур самонадеянно, но мне кажется, я бы смогла стать хорошей учительницей.

На днях я изучала сайт московского пединститута, и знаете что? Требования у них вполне адекватные. В теории, при благоприятном стечении обстоятельств я бы могла туда поступить. И общежитие для иногородних они предоставляют. Разве не прелесть?

Только подумайте! Я и в Москве. Гуляю по Красной площади, фотографируюсь на фоне Кремля, езжу на метро. Можете представить? Я, если честно, с трудом, но робкая надежда во мне все никак не умирает.

Чем черт не шутит, а вдруг получится?

– Я… Я не знаю пока, – отвечаю уклончиво. – Есть у меня несколько вариантов…

– Ну а самый предпочтительный какой? – не унимается Егор. – Где бы ты реально хотела учиться дальше?

– В московском педе, – выпаливаю я и тут же пугаюсь.

Очуметь! Я только что призналась в своих мечтах вслух!

– Ого! А я думал, я один в столицу мечу, – парень удивленно приподнимает брови. – Но ты молодец. Думаю, потянешь. У тебя хорошая база знаний.

– Правда? – его похвала усладой растекается по сердцу. – Ты правда так считаешь?

– Конечно, почему нет? – пожимает плечами он. – Это только кажется, что в Москву поступить сложно, а по факту там такие же люди, как и везде.

Опять замолкаю, осмысливая услышанное. Мать меня, конечно, на ремни порежет, если узнает, что я подала документы в Московский ВУЗ. Да и еще и без ее ведома. Но с другой стороны, сколько еще я могу жить в страхе перед ее авторитетом? Мне ведь уже восемнадцать, пора бы взять жизнь в свои руки.

Поступлю на бюджет – значит, судьба. Не поступлю – будет по ее.

В голову вновь закрадываются мечты о безоблачном столичном будущем, и губы сами собой растягиваются в улыбке. Однако стоит печальной мысли, которая последние два дня не давала мне покоя, вторгнуться в область сознательного, как мой позитивный настрой мигом чахнет.

Как я могу радоваться и строить планы, когда Глеб, мой дорогой Глеб сидит в тюрьме? Точнее это, наверное, не тюрьма, а какой-нибудь изолятор временного содержания, но название сути не меняет. Он там один, и ему наверняка плохо. Очень плохо.

Сердце болезненно сжимается, а в горле встает тугой ком. Я должна помочь Глебу, но не знаю, как это сделать. И собственное бессилие, подобно яду, медленно введенному в кровь, день за днем меня отравляет.

– Ась, что с тобой? – Янковский снова привлекает к себе мое внимание. – У тебя такой вид, будто ты в воображении людей хоронишь.

Эх… А он ведь почти угадал.

– Да я все из-за Глеба переживаю, – выдаю на тяжелом выдохе. – Прямо из головы его ситуация не идет…

– А какая у него ситуация? – Егор вмиг становится серьезным.

– А ты разве не знаешь? – поражаюсь я.

– Не знаю что, Ась? – перепрашивает раздраженно. – Можешь по-человечески объяснить?

– Ну про то, что Глеб уже несколько дней в полиции…

Глаза парня в ужасе расширяется, а рот непонимающе распахивается.

Да, он действительно ничего об этом не слышал.

Вкратце обрисовываю Егору ситуацию и снова сокрушенно вздыхаю: горькие слова, произнесенные вслух, становятся еще более реальными.

– Ерунда какая-то… – парень неверяще мотает головой. – Быть не может, чтобы Глеб замарался чем-то серьезным… Может, подставили?

– Может быть, – отвечаю удрученно. – Я не в курсе подробностей. Знаю только, что полицейские потребовали у Стеллы взятку. Мол, если она даст денег, дело замнут. Не даст – Глеб вроде как сядет…

На последнем слове голос предательски срывается, и носоглотку начинает раздирать от слез. Господи, как же ужасно это звучит! Просто кошмарно!

– Прям сядет? – хрипит Егор, явно пребывая в шоке.

– Ага…

Он нервно запускает пятерную в волосы, а из его рта вырывается отборный громкий мат, который коротко и точно характеризует сложившуюся ситуацию.

– Молодой человек! – взвизгивает обалдевшая библиотекарша. – Вы забыли, где находитесь?!

– Простите, – бурчит Егор без сожаления в голосе, а затем переводит на меня мрачный, полный уныния взгляд. – Ну, и о какой сумме идет речь?

Беру в руку карандаш и вывожу в уголке тетради шестизначное число. Озвучивать его совсем не хочется. Ведь после этого грабительские условия полицейских тоже станут реальными. А пока эта информация существует только в моей голове. Ну и теперь еще в голове Егора.

– Вот сука! Немало! – ругается Янковский, и за нашими спинами снова раздается недовольное шипение старенькой библиотекарши. – Да ладно вам, Нина Васильевна, – оглядывается на нее парень. – Это ж литературное слово! Даже в ваших книжках, – окидывает взглядом деревянные стеллажи, – оно встречается.

Нина Васильевна с осуждением поджимает губы, но от комментария воздерживается. Видимо, припомнила роман Куприна, и теперь возразить нечего.

Егор меланхолично роняет голову на сложенные на парте руки. Сидит так несколько секунд, а затем вскидывает на меня невеселый взор.

– Я тебя говорил, что у меня завтра днюха, Ась? – спрашивает он кисло. – Я Глеба хотел позвать… Не на праздник, а так, вместе потусоваться чисто. Я праздновать не планировал… Просто думал с ним отношения наладить. Мы что-то отдалились в последнее время, – грустно цокает и переводит взгляд к окну. – А теперь вот, выходит, не потусуемся. Обидно однако.

– Можешь потусоваться со мной, – предлагаю робко, хотя, конечно, понимаю, что замена Глебу из меня