Воспоминания ангела-хранителя - Виллем Фредерик Херманс

– Утром он приносит ей в постель чай и яичницу, честное слово.

– Откуда ты это знаешь?

– Не от Эрика, разумеется. Его не интересуют интрижки с дамами старше двадцати.

Альберехт попытался отыскать в памяти исключение из этого правила, но пришлось признать, что Мими, пожалуй, права.

– И все же я восхищен твоей силой духа, – сказал он, – ты никогда не переживаешь из-за его выходок.

– Меня это совершенно не волнует. Почему бы ему не поразвлечься? Эрик наполняет мою жизнь смыслом, это для меня важнее всего. И он не может без меня, единственной, кому он доверяет, единственной, кто с ним действительно сотрудничает. Работа Эрика для него всегда на первом месте. Так что ты догадываешься, на каком месте находятся все эти восемнадцатилетние цыпочки.

– Я завидую Эрику, – ответил Альберехт, – мужчина, который поглощен своей работой и может любить свою жену благодаря работе и ради работы. У меня нет ни жены, ни работы, которую я мог бы делить с женой. Если бы не началась война, то я бы плюнул на все и начал жизнь с чистого листа.

– С Сиси?

– Да, – ответил он, сомневаясь в правдивости своих слов, сомневаясь, что Мими ему поверит, потому что, когда он позволил Сиси уехать, еще не было никакой войны, но он все равно не решился на все плюнуть и уехать с ней вместе. Не в состоянии открыться Мими, он повторил:

– Да, с Сиси.

– Эрик, – ответила она, – Эрик не такой человек, который может взять и все бросить.

– Но он достаточно ловкий, чтобы быстро сориентироваться в Англии или в любой другой стране. Он везде пробьется. В отличие от меня.

– Может быть, но политика никогда не была для него на первом месте. Если бы он по-настоящему занимался политикой, то уехал бы в Англию раньше, например когда ты заговорил об этом в первый раз, в четверг вечером.

– Но у него не было денег, как и у меня.

– Знаешь, что Эрик сегодня сказал перед тем, как ты поднялся к нам по лестнице?

– Вы действительно говорили обо мне?

– Эрик сказал: такой государственный человек, как Берт, полон железобетонных убеждений, с которыми не сможет расстаться, даже если весь мир провалится в тартарары. Берт – это государственный человек с железобетонными убеждениями, которыми никогда не поступится.

– Что он имел в виду?

– Берт, сказал Эрик, это человек с чувством долга. Берт считает отъезд в Англию предательством. Вот что имел в виду Эрик.

– И ты с ним согласилась?

– Конечно, я ведь так давно тебя знаю. Даже если ты случайно поедешь на красный свет, ты будешь еще несколько дней переживать по этому поводу. Но не заблуждайся – Эрик точно такой же.

– И ты этому рада?

Он почувствовал, что она повернулась к нему, но продолжал пристально смотреть на дорогу.

«Конечно, она этому рада, – подумал он. – Потому что если бы Эрик был другим, то он уехал бы в Англию с Герланд, без Мими».

Что же все-таки Мими имеет в виду?

– Сейчас объясню тебе, что она имеет в виду, – сказал черт. – Противоположное тому, что ты думаешь. Она имеет в виду, что ей жаль, что Эрик не уехал с Герланд в Англию, а она не осталась с тобой. Вот что она имеет в виду.

Мими не ответила на его вопрос, рада ли она этому.

– Возможно, ты права, – сказал Альберехт, – Эрик верен своему долгу. Свой дом, свое дело и свою жену он не может просто взять и бросить, он просто никогда не решится на такое. Может быть, мы переоцениваем опасность. Даже немцам не под силу арестовать всех.

– Самые опасные материалы лежат сейчас на дне канала Ниуве Ватервег.[45]

– Я тоже верен долгу, Мими, я тоже. Можешь считать это ограниченностью, но если бы я был другим, то меня, наверное, уже не было бы в живых. Или я валялся бы в канаве.

Мир. Ему на секунду показалось, что он перестал бороться с собой, смирился, как обычно происходит в таком случае, при удобном сочетании полуправды и лжи.

Мими сказала:

– Подумай о тех ужасных вещах, которые могли бы произойти, но не произошли. Бомба, взорвавшаяся рядом с твоим домом, шальная пуля. Это удача в чистом виде, что ты вышел из здания суда как раз перед тем, как его разбомбили. И ты правильно сказал: немцы не смогут арестовать всех, кто нехорошо отозвался о Гитлере.

– Думаю, так оно и есть.

– Мы с Эриком, возможно, не в такой уж большой опасности. А вот ты…

– Для меня было главным поехать вдогонку Сиси.

– Серьезно? Если бы тебе это удалось, то мы бы сейчас тут не сидели и не разговаривали. Мне было бы жалко. Но я считала, что ты хотел уехать из-за дела Ван Дама. Как думаешь, фашисты захотят посадить тебя за то, что ты потребовал освободить от судебного преследования журналиста, оскорбившего Гитлера?

– Думаю, это зависит от того, что решит судья, признает он Ван Дама виновным или же нет.

– А не лучше ли было бы с самого начала прекратить преследование? Ты не мог сразу закрыть дело или как это называется?

– То-то и оно. Человек никогда не знает, какое решение окажется правильным. Я не закрыл дело против Ван Дама только потому, что не хотел давать немцам повода на нас напасть. А то они бы сказали: в этой стране нашего фюрера высмеивают безнаказанно. Изначально я собирался потребовать для него четыре года тюремного заключения, чтобы фрицы на нас не напали и Сиси могла спокойно жить у нас в стране. Но когда Сиси все равно уехала, я пожалел о своем намерении и потребовал освобождения от преследования.

– Это было еще до оккупации. А теперь, когда немцы нас победили, ты снова можешь жалеть о том, что не потребовал для Ван Дама тюремного заключения.

– Вот уж о чем я не буду жалеть, – ответил Альберехт, – и надеюсь, что судьи тоже проявят смелость и не назначат ему наказания.

Мими ненадолго притихла.

– Другого ответа я от тебя не ожидала, – сказала она.

Что это задумал Эрик?

Он выставил сигнал левого поворота и выехал на середину дороги. Альберехт последовал его примеру, хотя его кольнуло чувство беспокойства. Вскоре он увидел, куда собирается свернуть Эрик. У начала этого проезда стоял красный дорожный знак с белой полосой, сообщавший, что въезд сюда запрещен.

– Что это Эрик собирается сделать? – закричал Альберехт и нажал на гудок.

Не переставая сигналить, он ехал следом за Эриком.

– Это Марельский проезд. По нему запрещено двигаться в этом направлении, – воскликнул Альберехт.

– Эрик наверняка хочет посмотреть, как дела у Лейковичей.