Последний Завет - Филипп Ле Руа

– Я вынужден взлететь! Не то мы тут и останемся! – проорал Нед Перри.

Пилот «сесны» был обеспокоен. Спрыгнувшая на снег Карла продолжала обшаривать окрестности лучом мощного фонаря, не обращая внимания на предупреждение. Вдруг сквозь гудение двухмоторного самолета за ее спиной донеслись звуки выстрелов из автоматического оружия. Итальянка бросилась под крыло и вскарабкалась в кабину.

– Ну что там? – спросил Нед.

– По нам стреляют!

– Кто? Белые медведи?

– Может, охотники.

– Не в такую погоду. Надо бы проверить. Вдруг это ваш приятель.

– У него нет оружия.

– Ладно. Вы куда?

– Попробую еще. Подождите меня.

Карла опять спрыгнула в темноту, на ту сторону, откуда, как ей показалось, донеслись выстрелы. Стала кричать, безрезультатно, пока слева не послышалась еще одна автоматная очередь. Она уже три часа искала Натана, не пришедшего на условленное место, как и Этьен. Три часа высматривала его сквозь ночь и холод. Умоляла Перри взять курс на юг. Вот почему, совершенно отчаявшись, она решила побежать на выстрелы. Луч ее фонаря наткнулся на тело. Она перевернула его и выкрикнула имя, уже давно жегшее ей язык.

Натан не шевелился. Карла промигала фонарем «sos» в сторону самолета. Сломя голову примчался пилот. Вдвоем они втащили одеревеневшее и почти негнущееся тело в самолет. Пока Нед хлопотал, чтобы поднять «сесну» в воздух, Карла попыталась оживить спасенного. Ни растирания, ни укутывания не помогали. Она стала лихорадочно рыться в груде снаряжения на застеленном оленьей шкурой полу кабины. Между примусом и канистрой с маслом отыскала толстый спальный мешок – непременную принадлежность любого авиатора, летающего над Норт Слоуп. Стащила с Натана мокрую одежду и завернула его в мольтоновую ткань. Его кожа была холодна, как внутренняя стенка морозильника.

– Нельзя как-нибудь повысить тут температуру? – спросила она у Неда.

– Как? Снаружи минус шестьдесят, головки цилиндров разогрелись всего до плюс тридцати. А должны быть в два раза горячее! Благодарите небо, что мотор еще работает!

Карла сорвала с пола шкуру карибу, заменявшую ковер, обернула вокруг спального мешка, потом опять принялась растирать Натана.

– Сколько нам еще лететь?

– Не меньше получаса.

Тогда она расстегнула свою парку и разделась. Использовав все, что могло согреть Натана, Карла махнула рукой на стыдливость и скользнула к нему голышом, чтобы оделить единственным теплом, которое еще оставалось в ее распоряжении, – теплом собственного тела. И прильнула к нему, словно нежная, теплая и пахнущая духами грелка.

Когда самолет приземлился в аэропорту Барроу, Неду Перри показалось, что он вырвался из преисподней. Преисподней, где дьявол забыл развести огонь. А Карла тем временем удерживала человеческую жизнь, обхватив ее руками и ногами.

Врач повесил стетоскоп себе на шею и наклонился к Карле, одевшейся в спешке шиворот-навыворот.

– Успокойтесь. Есть кое-какие обморожения, но он выкарабкается. Ему повезло. Выходить в такую погоду – чистое безумие.

Придя в себя в маленьком медпункте аэропорта Барроу, Натан безропотно позволил себя осмотреть. Он не спускал глаз с Карлы и думал только о том, что должен ей сказать. Доктор выписал длинный рецепт и удалился. Молодая женщина присела на краешек кровати.

– Отдыхайте, – сказала она, – потом расскажете.

Она уже собиралась уйти, но рука Натана ее удержала.

– Каким был Этьен?

– Простите?

– Какой главный недостаток был у вашего мужа?

Вопрос ее ошарашил. Едва спасшись от клинической смерти, Натан интересовался недостатками Этьена, которых у того, конечно же, хватало.

– Ну, недостатки у него были, как и у всех.

– Я имею в виду самый несносный.

– К чему такой личный вопрос?

– Чтобы продвинуться в расследовании.

– Натан, что случилось во время вашей экспедиции?

– Сперва ответьте мне, это гораздо важнее.

Она сделала вид, будто вспоминает, хотя уже знала ответ.

– Ну?

– Этьен был очень… несдержанный. Вспыльчивый. Мог взорваться из-за ерунды. Зачем вам это знать?

– На меня напали какие-то головорезы.

– Какое это имеет отношение к моему мужу?

– Априори никакого, я лишь отвечаю на ваш предыдущий вопрос.

Натан закрыл глаза, желая закончить разговор и обдумать два элемента, полученных при воссоздании последних часов жизни Этьена Шомона.

Первый был озарением, посетившим Натана в полузабытьи. Он явственно «увидел», как Этьен плеснул себе бензин на ноги, охваченные огнем. Несуразное видение. Неужели француз пытался себя сжечь? Совсем спятил? Или случайно подпалил свои унты? Может, перепутал воду с горючим, желая погасить вспыхнувшее пламя? Что должно было произойти, чтобы он впал в такое состояние? Нападение десанта, подобное тому, которому подвергся сам Натан, вредительство или несчастный случай? Он был уверен, что из-за какой-то серьезной проблемы исследователю пришлось повернуть на север в поисках помощи, и по дороге он исчерпал все свои ресурсы, вплоть до шнурков и собственного рассудка.

Второй элемент, менее осязаемый, был из области метафизики. Неоспоримо, что француз отправился на поиски вечности. Был ли он шень жень – совершенным существом в даосском понимании? Профессора Флетчер и Гровен худо-бедно пытались его оживить. И что-то пошло не так. Разумеется, все объяснили эту неудачу несовершенством науки, еще недостаточно продвинувшейся вперед. Объяснение совершенно здравое, для рационального ума. Но что если сбой произошел по вине самого Шомона? Исследователь не был готов к бесконечной жизни. Грубость, о которой говорила его супруга, нарушила равновесие, покой и гармонию, необходимые для достижения высшего совершенства. Насладиться бессмертием Шомону помешали собственные недостатки. Может, эти недостатки и были причиной его убийства? Ибо насилие – змея, кусающая себя за хвост.

– Как вы от них отделались?

Натан поднял веки. Карла спрашивала о напавших на него убийцах.

– Сам напал на них.

– Вы их убили?

– Да.

– У вас не было выбора.

– С кем ваш муж был больше всего несдержан?

Она бегло коснулась щеки рукой. Рефлекс вполне стоил ответа.

– Он бил вас?

Она не ответила.

– А Леа?

– Ее он и пальцем не тронул. Иначе бы я его убила.

Натан закончил расспросы. Не стоило ворошить дурные воспоминания. Он и без того уже знал достаточно.