Не только Евтушенко - Владимир Соловьев

Ночью, в палатке, раздел свою спутницу догола и при мощном свете фонарей отыскал и вынул из ее тела миллион клещей. Дико возбудился и был вознагражден.

– Совсем как в юности, – сказала моя вечная подруга.

P.S. А вот парочка комментов на газетную публикацию этого текста.

Salmons – это семейство лососевых, в которое входят и кета, и горбуша, и семга, и мальма, и нерка, и кижуч и десятки других пород. Скатываясь мальками в море, лососи пару лет нагуливают вес и наконец идут на нерест только в ту реку или ручей, где вылупились из икринки. Мощные самцы и прекрасные самки преодолевают стремнины, перепрыгивают через перекаты, рвутся через водопады. И наконец по своему рыбьему химическому компасу выходят точно на мишень – тихую заводь с чистым песчаным дном. Роют носами ямку. Лососиха мечет икру. Лосось поливает и оплодотворяет ее молоками. Ямку с кладкой зарывают и некоторое время охраняют от бесчисленных гурманов, любящих полакомиться красной икрой. И вдруг за несколько часов силы разом оставляют родителей, исполнивших долг сохранения рода. Течение тащит их вниз по реке, выбрасывает на отмель, где они, еще живые, становятся добычей птиц, грызунов, падальщиков. Медведи предпочитают, разумеется, свежак, ловко выхватывая идущих на нерест лососей из воды и выбрасывая их на берег. Эти рыбьи страсти доводилось наблюдать под Магаданом, в среднем течении Колымы, на Чукотке, Камчатке. Вместе с аляскинской геологиней Кэсс Эриэй на Сахалине услышали пушечные залпы. Вышли на берег, а там метровые лососи прут против течения, как подводные лодки, и вдруг выпрыгивают из воды и шлепаются плашмя со всего размаха. Кэсс объяснила: они так отбивают икряные мешки и молоки, чтобы воспроизводить потомство быстро и эффективно. Кстати, икра-пятиминутка – один из лучших деликатесов, которые доводилось потреблять, вспоминая при этом афоризм Нобелевского лауреата Мечникова, сказавшего: «Питание – самый интимный способ общения с природой».

Читаю, читаю, и ничего о сексе, не верю своим глазам: что-то с Соловьевым не так. В конце облегченно вздохнула: жив курилка – спасибо клещам.

Они умерли один за другим, в 2010 году, 31 мая и 1 июня: Питер Орловски (Peter Orlovsky), затерявшийся в тени своего легендарного любовника Аллена Гинзберга, но всегда почетно упоминаемый рядом с именами Берроуза, Ферлингетти, Керуака, Ашбери, Корсо; и Андрей Вознесенский.

Яркие, знаковые, легендарные поэты, вошедшие в литэнциклопедии и мартирологи еще и как представители «разбитого», как называли его иногда по-русски, поколения (beat generation), которое провозгласило свободную любовь и кайф наркотических трипов, расслабленную манеру сквернословить публично и клясться в любви к буддизму вкупе с сектантскими рок-мантрами фанов Вудстока и цитатами из Торо и Эмерсона бродяг Гринвич-Виллиджа:

Обожаю Гринич-Вилидж

В саркастических значках.

Это кто мохнатый вылез,

Как мошна в ночных очках?

Это Аллен, Аллен, Аллен!

Над смертельным карнавалом,

Аллен, выскочи в исподнем!

Бог – ирония сегодня.

Как библейский афоризм

Гениальное: «Вались!»

(А. Вознесенский, «Нью-Йоркские значки»)

Видимо, есть в этом некая символика: один из первых поэтов поколения битников в СССР Андрей Вознесенский умирает на следующий день после смерти одного из последних именитых американских битников, шестидесятника Питера Орловски.

Поколение это стремительно уходит, и с годами все больше осознаешь, до чего они, шестидесятники, были пропагандистски похожи.

Живя в разных полушариях, они говорили по-русски и по-английски, в общем-то, на одном понятийном языке. С середины 1950-х – одни и те же громкие банальности, революционные про зрения, невероятные рифмы, авангардные формы, линялые джинсы: «…когда я попал в Америку в 60-е годы, я увидел, что битники ходили так же, как и мы в Москве.» (Интервью с А. Вознесенским, «Коммерсантъ», 1997 г. http://www.kommersant.ru/doc/182992)

Схожие призывы поэтических лириков и пацифистов-физиков под одни и те же гитарные аккорды, под джойнты с канабисом и поцелуи взасос. Со скандалами, громкими и грязными, обязательно в общенациональной прессе, с обвинениями в адрес правительств, военных баз, консерваторов, обывателей, буржуев, рябчиков и ананасов:

Мы – битники. Среди хулы

мы, как зверёныши, волчата,

Скандалы точно кандалы

За нами с лязгом волочатся.

(А.Вознесенский, «Монолог битника»)

Орловски умер 31 мая 2010 года, в возрасте 76 лет. Одиноко скончался от рака легких в уездном городе Williston, VT. Если бы его не доконал рак, поэт Питер Орловски продолжил бы бороться с прогрессирующим диабетом и последствиями бурной молодости – наркотической и алкогольной зависимостями.

Его отца звали Олегом, он прибыл в Нью-Йорк из России. Один из его четырех сыновей, натурщик в начале биографии и впоследствии известный поэт-битник, родился на манхэттенском Lower East Side 8 июля 1933 года.

На семь лет позже Гинзберга, появившегося на свет в 1926 году почти по соседству – через реку Гудзон, в нью-джерсийском городке Паттерсон.

В 1954 году Гинзберг увидел портрет Питера в сан-францисской студии художника Роберта ЛаВин (Robert LaVigne), там же познакомился с самим натурщиком – и семейная пара уже не расставалась до смертного часа культового Гинзберга в 1997 году.

Орловски был охоч как до мужчин, так и до женщин. Гинзберг мужской любви не изменял. Оба имели многочисленные связи на стороне, но трогательно провели жизнь в неверном супружестве и обожании друг друга.

Один был ерничающим паяцем, капризным снобом, так до конца и не осилившим азы английской грамматики. Читать его – обхохочешься, хотя скверное знание английского можно принять за манерность и примитив, сродни наиву. Вот небольшой дурашливый, придурошный, идиотический образчик – краткая биография Орловски из T e New American Poetry 1945–1960, by Donald M. Allen:

«Моя биография родилась в июле 1933-го. Рос с грязными ногами и смеялся. Ненавижу пыль, потому ковыряюсь в носу. В школе были одни неприятности: всегда задумавшись, в мечтах, грустен, с таинственными проблемами. Бросил школу на последнем году и затерялся, работая в госпитале для душевнобольных, в отделении для дебильных стариков. Люблю крендели, и я больше не запоминаю снов. Кто-нибудь, пожалуйста, купите мне гору с пещерой наверху. Я больше не разговариваю. Хотел быть фермером, пошел для этого в школу и работал тяжело, тяжело, я вам говорю, очень тяжело, вы бы удивились. Занимался подниманием тяжестей на автобусных остановках. Приходится ценить пережаренный бекон, спасибо мамаше. Слишком подолгу смотрю на свои ноги и нуждаюсь в не полагающихся мне параноидальных внезапных облаках. Наслаждаюсь мытьем полов и чисткой кошачьей рвоты. Люблю плавки. Мне нужна для развлечений луна. Начинаю получать удовольствие от умственной пустоты, особенно в ванне. Этим летом мне пришлись по вкусу мухи, щекочущие лапками нос и лицо. Я требую, чтобы в магазинах продавали мочу, это помогло бы людям лучше познать друг друга. Мой индекс интеллектуального развития в школе – 90, но теперь мой специализированный индекс исчисляется в тысячах».